И тогда, нагулявшись под соснами и луной,
Она на трамвае возвращалась домой,
И всю ночь вышивала карминовые деревья.
Ей сосновые иглы кололи пальцы,
Она могла бы вовсе не возвращаться,
Но раз возвращалась, то не могла, наверное.
Ведь деревья ждали, полны тоски,
Те деревья кормили ее с руки,
Источала канва варенье.
И она кончалась, держа иглу,
У стола, в заповедном своем углу,
Анно домини, с самого сотворенья -
Мира, космоса, цвета литой свеклы,
На конце сосновой сухой иглы,
Где застыло перерожденье.
Где застряли, прочно войдя в канву,
Словно в землю, рыхлую, как халву,
Непослушные насажденья.