Конец света, назначенный, как известно, знаменитым конотопским прорицателем безумным арабом Аль-Хазредом на седьмое января, не состоялся.
Андрей ЛАЗАРЧУК, Михаил УСПЕНСКИЙ "ПОСМОТРИ В ГЛАЗА ЧУДОВИЩ"
Из рассказа "Полураспад ядра"
Часть IV
Новое место передислокации было полуподвалом в каком-то доме. На девочек приходилась комната с лежаками, что-то типа столовой и санузел с душем. Кормили их довольно прилично, во всяком случае была осень, а в Румынии — это самое время овощей и фруктов. К мясу девочки в целом были равнодушны, так что не курорт — но терпимо. Одно удручало: ни в одной из комнат не было естественного освещения. И выйти во двор не представлялось возможным. Правда во всех комнатах работали кондиционеры — но хотелось нормального чистого воздуха. Только лишенный чего-то, как уже много где омечено в книгах по психиатрии, человек понимает ценность простейших вещей: света, воздуха, дождя, снега, солнца. Он понимает — сколь глуп, жаждая ни того, что представляет действительную для него ценность.
Девочки томились ожиданием. Говорить друг с другом каждый день хотелось всё меньше. Иногда они включали телевизор — но все программы, а каналов было всего два, шли на чужом языке. И если в первое время был энтузиазм — понять, то он уже угас.
— Девочки, сегодня должны вас проверить на СПИД, — голос Наташи-старшей, как обычно бодр и весел. «Не паникуй!» — её главное кредо, звучало во всём.
И действительно дверь в ту часть дома, откуда они собственно сюда попали, открылась и, вошедший в синей медицинской форме, мужчина перебросился парой фраз со старшей группы.
— Ириша, — ласково сказала, повернувшись к девушке Наташа, — не трусь, ты же понимаешь это простая формальность.
И Ира вышла с доктором в соседнюю комнату. Это был скорее подземный бокс. Тут-то и высадили их в день прибытия. Сейчас здесь находился серого цвета автомобиль, оказавшийся передвижной лабораторией.
Девушка послушно заняла место в кресле. Второй врач, в такого же цвета форме стал устанавливать систему забора крови. Ирина, пристально глядя на приготовления, в душе почему-то удивилась. Таких систем она не видела.
— Тotul este, — похлопал по плечу её врач.
И потекли минуты, долго, долго, а врач спокойно слушал что-то там в наушниках с полуприкрытыми глазами и, казалось, абсолютно забыл о пациентке.
— Вы обо мне не забыли? — девушка спросила вполголоса, но почувствовав, что её не слышат, повторила вопрос.
Ответом было полнейшее равнодушие. Вторая рука у Ирины была привязана, поэтому не дотянуться до систему, не пошевелиться она не могла.
— Прекратите. Немедленно прекратите — закричала она, когда по её подсчетам прошло с полчаса, а кровь все продолжала забираться в систему.
Врач не торопясь отложил свои дела и подошёл к девушке. Он стал успокаивающе поглаживать ей руку и что-то говорить. Голос звучал приятно и располагающе. Ира немного успокоилась и решила, что добилась своего. Но, тем не менее, врач, кроме успокоительных слов не предпринимал никаких попыток изменить ситуацию.
— У меня аритмия. Вы русский язык понимаете — сочетанный порок сердца, — почти плача. — закричала Ира.
К креслу подошёл второй медик. Они о чём-то переговорили. Но дело с мёртвой точки не сдвинулось. Ира пробовала кричать, но её мужчины только поглаживали то по рукам, то по голове, однако, продолжали свой анализ. Ира, уже отчаянно рыдала, а время шло. Наконец, подошла Наташа.
— Девочка моя, успокойся: сейчас всё будет хорошо.
— Что здесь происходит? — Ирина собралась снова с силой чтобы закричать.
— Это такая система — просто долго оттого что результат анализа готовится мгновенно.
— Невозможно, — не поверила Ира, — у меня сердце не выдержит.
Наташа обернулась и что-то проговорила вглубь комнаты.
— Си ну ва пасса, — прозвучало в ответ.
Действительно, не всё ли тебе равно. Когда система была снята, к ней подошёл один из докторов и сделал укол.
— Что это? — уже не веря ни одному слову, поинтересовалась Ира.
— Не волнуйся — это успокоительное. Сейчас ты хорошенько выспишься, и всё пройдёт.
Наташа проводила Иру до постели и помогла лечь.
— Что так долго? Что там произошло? — пытались понять ситуацию девочки.
— Ничего, ничего — никто от анализа ещё не умирал, — голос Наташи был спокоен и ласков, — Вот тебе и будущий доктор, а вида крови — испугалась. Ну что тёзка — ты-то не такая трусиха?
И девочки по очереди стали выходить на анализ.
Все кто возвращались, тихонько опускались с Наташиной помощью на постели и засыпали. Спали они действительно очень долго. А проснувшись, не вставая, просто начинали плакать. Им стало отчего-то страшно.
— Дорогие, пойдёмте кушать. Сегодня ребята постарались. Я уже попробовала — просто замечательно, как в лучших европейских ресторанах.
— Скажи честно, ты знала, что это донорский забор крови, а не простой анализ? — спросила Влада.
— Ты думаешь донорский? — удивилась Наташа.
— Не темни. Я лабораторная сестра. Я знаю, что к чему.
— Но я не знаю. Ведь для меня тоже всё в первый раз, — спокойно посмотрела Наташа Владе в глаза, подойдя к ней.
— Девочки, — вдруг заговорила и Наташа-младшая, — а мне, представьте, снился сон. Кому ещё, что бы сравнить ощущения.
Но все промолчали, то ли сны не снились, то ли говорить не хотелось.
— А у меня анемия второй степени, — почему-то тихо-тихо, прошептала Илона, — и мне с таким гемоглобином никак нельзя сдавать кровь. Я ж по улице хожу — так иногда останавливаюсь, прислонившись к чему-нибудь, потому что темнеет в глазах. Мне уже сколько раз предлагали сделать переливание крови, но я отказываюсь, зачем свою родную кровь смешивать с неизвестной расой.
— Так прямо и расой? — вдруг улыбнулась Наташа-старшая. — А что за сон ты видела? — чтобы отвлечь девочек, она старалась сменить тему.
— Знаете, собака. Огромная черная псина. И вот, вдруг, я лежу в снегу — и слышу голос мамы, а у меня маму тоже зовут Юля, и она, как будто умерла, и с того света, мне говорит, осуждающе так говорит: «С собаками связалась?» а я плачу и говорю, что они тоже люди.
— И всё, — голос Влады был всё также не примирим, и ей не терпелось вернуться к первому вопросу.
— Нет. Потом эту собаку живьем разрезали на операционном столе и достали сердце. Оно билось на резиновой перчатке как живое. Не то что в анатомичке, — и Илона заплакала.
— Так вот, ответь мне, что это сейчас было, — Влада уже встала и, держась за стенку, дышала прямо в лицо Наташе-старшей, так как было на полголовы выше.
— Я у них спрошу, но знаю, что анализ берётся только раз, — так что волноваться больше не стоит.
— Да волноваться после драки не стоит, — пробурчала Ира.
— Кто-то тут говорил, что тело не должно достаться врагу? — голос Влады был непримирим.
— Девочки, клянусь мамой, — голос Наты-старшей звучал потерянно, — ни сном, ни духом.
— И мы не можем вернуться?
— Нет. Теперь только к месту работы.
— Ты уверена, что там нам дадут работу по специальности?
— Без вопросов. Это действительно Югославия. Там нужны медсестры в связи с конфликтом, что-то типа гражданской войны, как у нас когда-то. — Наташа говорила снова спокойно, глядя девочкам в глаза.
И по одной девчонки направились на обед.
На следующий день, как это надо было понимать, потому, как ориентироваться во времени становилось, всё труднее они погрузились в тот же самый фургон и выехали на границу, как пояснила Наташа.
Здесь, в каком-то оставшемся от местной военной части строении их собралось уже порядка десяти человек. Вторая группа состояла из землячек, так что языкового барьера не было. Спали на матрасах на полу, но обед и ужин были всё так же неплохи, так что вроде бы жаловаться нечего.
— Мне мама рассказывала, что когда-то у них в пионерских лагерях удобства тоже были на улице.
Мыться под трубами, из которых били струйки холодной воды, да еще поздней осенью, совсем не хотелось.
— Одно утешает, говорят, когда будем на месте, — условия будут нормальные. Всё ж таки в больницах и поликлиниках должны быть, более — не менее, стерильные условия.
И девочки с нетерпением ждали новых условий.
Как-то утром Ира проснулась от Илонкиного плача у себя на плече.
— Знаешь, я так больше не хочу. Я привыкла каждый день принимать ванну. А иногда и дважды в день. Мне нужно быть чистой, а много тут помоешься над дырой в нужнике. И потом — я хочу к маме. Устала я от этих спартанских условий.
— По-моему ничего нельзя сделать. С румынами не поговоришь. У них на все один ответ. Всё будет хорошо. А документов у Наташки уже тоже нет. Если они у неё были вообще.
— Девочки, — перебросилась к ним через проход между кроватями Влада, — а может попробовать соблазнить кого из этих смотрителей за гаремом. Вдруг, удастся получить документы?
— Хорошо. А деньги. А местность, ты что знаешь, где находишься. Военные части чаще всего у бога на куличках.
— Не у бога — а у чёрта, — поправил кто-то.
— Не всё ли равно. По-моему чёрта без бога не бывает.
— Надо держаться. Надо терпеть. Мы обязательно что-нибудь придумаем. Это ж война.
— Действительно, девочки — это война, — и мы знали куда ехали.
— Вот в фильмах про Отечественную, только мужиков показывают. Операция, контр-удар, то наступают, то отступают, а как женщины там могли обходится без нормальных санитарных норм. В грязи. В снегу. Под дождём. Ни тебе обмыться, ни тебе посмотреть за собой.
— Ужас. Что говорить.
— Куда вас понесло? Какая Отечественная? Вон Афган — это уже наше, чего эти доисторические хроники крутить.
И девчонки еще долго спорили: можно ли жить на войне.
Через пару дней их снова погрузили, но уже в грузовой бортовой автомобиль с тентом и они выехали к месту, где им были обещаны, нормальные условии для жизни, только ехать будут быстро и долго, так что не паниковать. А для необходимых нужд было предусмотрено что-то в виде биотуалета. Останавливаться некогда.
Часть V
https://www.proza.ru/2011/08/03/674