Пламень

Баженов Макс
ПЛАМЕНЬ.

Бытовая трагедия в стихах и прозе.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

Предательство.


Действующие лица:

АДРИАН КОРЧАГИН –  писатель, актер и режиссёр.

ПОЭТ – поэт и лучший друг Корчагина.

ФЕЛИКС – отчим Корчагина.

МЕРНИК –  продюсер, денежный мешок и человек широкого искусства.

АНАСТАСИЯ – возлюбленная все того же Корчагина.
 
МАРГАРИТА – мама.



СЦЕНА ПЕРВАЯ.


Гостиная в доме Маргариты.

(входят Маргарита и Анастасия)

МАРГАРИТА.

Присаживайся, Настя, ты же дома.
Я чаю нам двоим налью,
А после мы обговорим подробно
Все то, что сделает из нас семью.
Я слышала, вы всё же обручились?
Похвально.

(уходит за ширму и продолжает оттуда)

Правда, жаль, полдела
Осталось незаконченным. Учились
Вместе… Вас судьба пригрела,
Свела вдвоем, чтоб вы не разлучились.

(возвращается назад с чаем)

Отчего ж еще нет свадьбы?

АНАСТАСИЯ.

А сын вам ничего не говорит?

МАРГАРИТА.

Молчит.
Я спрашиваю – он молчит.
Один лишь раз признал, что ждёт
Удобного и важного момента.
Какого – непонятно. Что же за секреты?
Ведь исключительно сомнения в любви
Велят женитьбу отлагать
Бессрочно.

АНАСТАСИЯ.

Это точно.
Но в этот раз он вынужден вам лгать.

МАРГАРИТА.

Зачем?

АНАСТАСИЯ.

Не новость это – чтобы побеждать.
Мы спорили.

МАРГАРИТА.

(в сторону)

Опять он за свое...
Как инфантильно...

(Анастасии)

А не устанешь, детка, ждать?

АНАСТАСИЯ.

О, нет.
Мне будет по душе его родство.
Но счастье натуральное мне даст
Союзом с сильным, если боле
Он не будет обещать. Я знаю -
Ваш сын жив для того,
Чтоб мать и я признали в день триумфа,
Что видели особенное существо,
Способное как ставить, так и сочинять.

МАРГАРИТА.

Важно, чтобы мог зачать!
Тщеславье недостойно пониманья.
Эх, не украли б у ребенка книги
Желание потомство продолжать…

АНАСТАСИЯ.

(в сторону)

Подобные идеи пахнут сдвигом…

(Маргарите)

Потомство может подождать.
Ведь мы не держим в скорых планах
Нужду и бедность для своих детей.
В тот день, когда
                он будет 
                в генералах жизни,
Корчагин
                сделает меня 
                своей.
Я в это верю. Это я просила
Его не голословить о грядущем.
Ваш сын – талант, но
Он не делает нам лучше,
Когда из лучших побуждений
Не выполняет обещаний.
Теперь он не дает их.

МАРГАРИТА.

(в сторону, бесконечно долго куная печенье в чай)

Я верю в сына тоже, но наивность ее превыше всех моих прогнозов. "Лучших побуждений!" (хмыкает) Он не организован, как и каждый стоик, недостаточно хлебнувший лишений. И везде он лишний. Заноза, которую всякое общество норовит выскрести из себя, чтобы разглядеть хорошенько и выкинуть. Это я виновата. Есть только один случай на миллион, что он получит то, чего желает. Да и тогда он не будет счастлив, потому как изменятся его ориентиры. К моему счастью, винить себя вот в этом я не могу. Но разве можно говорить все это его будущей жене? Нет. Прикинусь дурой. Ведь без нее – пропадет. Однако и ее мне жаль. 

(вытаскивает размокшее печенье и кладет его на блюдце)

(Анастасии)

Тебя не беспокоит,
Что сам не свой,
Всем людям чужой
Твой суженый ходит?

АНАСТАСИЯ.

Он уж три месяца без пауз сочиняет
И пишет без конца – все больше в стол,
Хотя давно уже мечтает
Воткнуться в небо.

МАРГАРИТА.

(в сторону)

А ползет - в подол.

(Анастасия подслушивает)

АНАСТАСИЯ.

То, что он хочет - не дается просто.

МАРГАРИТА.

И знание об этом помешает
Ему достичь своих пределов...

АНАСТАСИЯ.

Если только
Не перестанет он их созерцать.
Воображенье жадных духом
Рисует больше, чем могла б вместить природа
Их собственных мозгов и тел.
Но дело просит верить в будущее смело,
Иначе - боль и страх - таков удел
Того, кто не бросает своей цели,
Сомневаясь.

МАРГАРИТА.

Он еще не понял, что будущее скрыто,
Как ни крутись - туман и случай.
Все, что хотел - уходит кучей,
К шарлатанам.

АНАСТАСИЯ.

И их возлюбленным и мамам.

(смеются)

(Входит Феликс)

ФЕЛИКС.

Мое почтенье дамам.

МАРГАРИТА.

Здравствуй, муженёк. 

АНАСТАСИЯ.

День добрый. Я как раз собралась
Идти по делу. Столько есть всего,
А я чаи гоняю...

МАРГАРИТА.

(Анастасии - ласково)

Сядь на место.

(Феликсу)

Мы обсуждаем здесь того,
Кого ты пасынком нарёк.
Что скажешь?

ФЕЛИКС.

Лучше промолчу. День был тяжелый.

МАРГАРИТА.

(несдержанно)

Настя с Адрианом обручились!
Я стану бабушкой, а ты - приемным дедом!

ФЕЛИКС.

Силен обряд, да не настолько.

МАРГАРИТА.

(Феликсу)
 
Феликс! Мы договорились!

ФЕЛИКС.

(Шепчет Маргарите)

Он вечно унижает быт - а следом
Мечтает стать богатым. Делайте, что должно.
Меня не впутывайте. Я ей не скажу и слова,
О том, что чувствую по поводу него.
Конечно, если не потребуется снова
Держать ответ...

АНАСТАСИЯ.

О чем это вы шепчитесь? Скажите.

МАРГАРИТА.

Мой муж боится рассказать,
Как тронут он таким событьем.
Правда?

ФЕЛИКС.

(Маргарите)

Я предупреждал.

(обоим)

Скажу вам честно. Смог бы - спел.
Эх, если б не юристы и чинуши,
Что ставят высоко формальность,
Но не реальное устройство дел,
Не смог бы я принять как данность,
Что Адриан - мой сын. О, случай!
Пускай, ты столь неотвратим,
Но ты не Бог. А я тебе не служка!

(Анастасии, с легким поклоном)

Прошу меня простить, дочурка.

АНАСТАСИЯ.

(с возмущением – Феликсу)

Он вам не сын,
Я вам не дочь, а вы нам не судья.
Не стоит вежливо протягивать мне руку,
Коль скоро вы - брезгливая душа.
Не надо извиняться, ни формально,
Ни неформально - этим же,
Насколько я могу судить из ваших слов,
Вы избегаете и совести, и правды?
Это не нормально.
Не нужно! Из моих же реплик
Вы можете судить,
Что я ценю в мужчине слаженность
И целостность всех техник,
Которыми природу описуют.
Не важно даже, злу или добру
Поставлено на службу его бденье.
Так что – прочь сомненья.
Не притворяйтесь. Это вас не красит.

ФЕЛИКС.

(Маргарите)

Ты видела, каким она его рисует?

(Анастасии)

Еще раз - я прошу прощенья.
Речь вырвалась в припадке чувства.

АНАСТАСИЯ.

Не извиню – поскольку нету смысла
Прощать того, кто стер сомненье,
Сообщая о другом банальность.
Я не вижу
Чего-то в вас такого,
Что даст мне вам спокойствие купить
Прощеньем.

ФЕЛИКС.

Ты как обычно прямодушна и сильна в защите
Того, кто выпьет из тебя все соки.
О, женщины, кричите - трепещите! -
Когда Корчагин посвятит вам строки.
Все потому что он нескромен,
И болен – хворью пострашнее
Чем все обычные болезни.

МАРГАРИТА.

О чем ты говоришь?

ФЕЛИКС.

Он вытянул последнее из дома,
Когда работать нужно было...

МАРГАРИТА.

Он не мог помочь!
Что сделает бедняк в борьбе со смертью?
Ничего. Подумать только!
Не твои монеты
Кормили два нуждающихся рта,
Когда так нестерпимо горько
Сложились обстоятельства.
Не так?

ФЕЛИКС.

Тогда я не платил - плачу сейчас.

МАРГАРИТА.

А квартируешься ты где?
Напомнить? И потом,
Не слишком много ль ты желаешь?
И твой предшественник, и ты
Несовместимы были б в счастье
В одном доме. Сын живет отдельно, чтобы мы могли найти друг в друге радость. Я предельно верю тем мотивам, что движут им. Все твои обвиненья ложны.

АНАСТАСИЯ.

Судить его за скупость чувств,
За черствость – это невозможно!

ФЕЛИКС.

Прости - на этот раз серьезно.

(Анастасия фыркает)

МАРГАРИТА.

Когда отец был в коме...
Сын страдал,
И знал, что не поможет.
По-твоему – это необходимый опыт?
Такое вообще хоть как-нибудь кому-нибудь когда-нибудь помогает? От чего?

ФЕЛИКС.

И что ж?
Теперь твой сын желает,
Чтоб я его за это содержал?
Нет уж, спасибо. Помни, Настя,
Что ты берешь в супруги сибарита,
Что первая же боль или лишенье, -
И Адриан сбежит на дно
Подальше от работы и сограждан справедливых,
Заглядывающих в каждое окно.
Он не скупой. Он паразит!
И щедр он во всем, что не его – или бесплатно.
Я кончил и прошу простить за грубость слога,
Но как еще сказать про человека,
Который жив за счет другого?
Больше ничего
Добавить не сумею.

АНАСТАСИЯ.

Я должна идти.
Прощайте, Феликс. Рита – до свиданья.

(уходит)

МАРГАРИТА.

Ну что ты натворил, беды посланник?
Неужто невозможно было просто
Сказать девчушке, что ты очень рад?

ФЕЛИКС.

Нет уж, невозможно. Я ей не подружка,
Чтоб громко врать в лицо о том,
Что почитаю самым важным.
Ты знаешь, что это – семья,
Работа, хобби, сила, дом.
Для тех, кто перепутает понятья,
Забросит близких, позабудет корни,
Один есть путь – на жизни свалку.
Давай закончим перепалку,
Устроим ужин, а затем
Обсудим, как мы будем сокращать,
Расходы на спесивца....
Я уволен.

МАРГАРИТА.

Ты уволен?!

ФЕЛИКС.

Да. Больше нет нужды
В руководителе моей квалификации.

МАРГАРИТА.

Ну, видно долго не было беды...
Что говорят о компенсации?

ФЕЛИКС.

Заплатят в срок тремя кусками,
Я их уже распределил
Что б жить размеренно полгода.
Отпуск Феликс заслужил.
Поедем в Прагу, навестим забытых
Нечаянно друзей и стариков.
Нет, честно! Сорок лет моих убито -
А так и не видал я берегов
Песчаных или каменистых.
Теперь ты понимаешь, почему
Я так гноблю Корчагина? Ну, Рита?
Для тех, кому нет дела до других,
Дорога в общество закрыта.
Я не пущу этого трутня в порядочное общество людей, которые всю жизнь свою отдали, чтоб молодость служила...

МАРГАРИТА.

Кому - тебе, что ли?

ФЕЛИКС.

Нет, я говорю о высоком.

МАРГАРИТА.

Кому ты врешь? Лично ты отдал жизнь, чтобы выкупить себя у барона трудом, который теперь никому не нужен. Феликс заслужил отпуск! Послушай себя!

ФЕЛИКС.

Я работал, чтобы пожить в удовольствие. Все так делают...

МАРГАРИТА.

И благодаря своим усилиям, ты стал специалистом по игре на невозможном инструменте. Браво! Запомни, вот, что я думаю. Теперь вы с моим сыном - одного поля ягоды. Его искусство никому не нужно, как и твои знания. Я видела его в работе - он безумен, как был безумен в фокусах его папаша. Он тратит не меньше усилий, чем ты, уж поверь.

ФЕЛИКС.

Да, но кого это должно интересовать? В конечном счете, общество его кормит, общество предоставляет ему блага цивилизации, общество и будет его судить.

МАРГАРИТА.

В лице тебя, что ли, благородный трибун?

ФЕЛИКС.

Я не выражаю волю народа, а подчиняюсь ей. Не вижу заголовков, из которых я мог бы понять, что общество предпочитает всем остальным Адриана. Общество поддерживает тех, кто о нем заботится, понимаешь? Это неписанные законы, Риточка. Общество работает, потому что люди обращены и направлены друг в друга, а не сами в себя!

МАРГАРИТА.

Не называй меня так.

ФЕЛИКС.

Как скажешь. Но в остальном, я прав. Адриан эгоистичен в творчестве, как и во всем остальном. Он из тех, на кого иногда неприятно смотреть – так им самим нравится то, что они собой представляют, что начинаешь смущаться их прилюдного интимствования.  Его не интересует ни прохожий, ни зритель – он думает только о том, как бы выразить себя. Порой у него это отлично выходит, но он никогда не найдет зрителя, если однажды не разглядит в людях собственно, людей. Я думаю, это произойдет не скоро. А пока, хватит помогать этому слабаку копаться у самого себя в голове за чужой счет.

МАРГАРИТА.

Плотность его чувств еще следовало бы сравнить с твоей. Мы может увидели бы, что в сравненьи с ним ты и не жил на свете, а так, только разминался перед первым актом.

ФЕЛИКС.

Я понимаю, мама обижена. Её чадо оскорбили. Но пойми меня правильно – я не злюсь на него. Я хочу сделать то, что должен сделать как будущий приёмный дед его детей.

(Маргарита целует Феликса в щёку, Феликс делает вид, что не замечает этого)

Я хочу преподать ему урок. Он должен выкрутиться и встать на ноги сам – это его и продержит на плаву в дальнейшем. Я понимаю, что он не из тех, кто разлагается и не подозревает об этом. Я видел, что он делает, и уважаю его, как ремесленника. Таких сейчас редко встретишь.
Вот у нас, к примеру,
Убрали цех, в котором были люди.
Остались жертвы информации -
Все ниже среднего по уровню ума,
Ни честности, ни строгости, ни грации.
Начальство – нелюди, мздоимцы...
Всё знают про меня, и потому
Не дали высказать и слова
На память тем, кому завод
Уходит в виде нашего наследства.
А сказал бы много!
"Эй вы, кретины! Подходите!
Потомки алкоголя, дыма, блуда,
Невинные в жестокости своей...
Вы, твари божьи,
Богом обнесенные умом
Благоразумно,
Чтобы никто из вас,
Не мог понять,
Что можно делать все,
Что хочешь;
Дай Вам Боже духа
Не лезть в вопросы,
Вроде тех, что любит ухо
Адриана. Убьетесь,
Перед тем – других убьете!".

МАРГАРИТА.

(нервно)

Заумно! Как это заумно!
Что ты все заладил
О мальчике? Забудем его имя.

ФЕЛИКС.

Хотелось бы, но вряд ли. Очень скоро
Таких как он прибавится,
А мы –
Ушли в запас, как и любой излишек.
Жаль только, что хороший человек
Не тот товар, что без вреда лежит
На полке.
Рита...

МАРГАРИТА.

Хватит. Устала я в конец от быта. Решено. Поедем в Прагу. Так уж сделан человек, хороший или плохой, что ему хочется пожить!

ФЕЛИКС.

Твоё решение! А я – с тобой.

(уходят)

СЦЕНА ВТОРАЯ.

Молодежный театр.

(Корчагин и  Поэт курят одну  трубку на двоих. На голове Поэта болтается шутовской колпак. Позади них сцена. На столе перед ними –  кусок торта со свечкой).

ПОЭТ.

Что скажешь?

КОРЧАГИН.

Я недоволен. Все, что не касается стихов – все пошло.
Реквизит убогий, денег нет.
Танец – из рук вон плохо,
Хореограф стоит монет.
Не говоря уж о пении. И самое важное. Эта улыбка.... У нее слишком настоящая улыбка. Я вижу довольного своей судьбой лицедея, а не персонажа, довольного по необходимости, как это требуется по сюжету. Это все портит. Все обесценивает.

ПОЭТ.

А мне понравилось, как она улыбается. В ней наивность, негативный опыт и надежда как нельзя лучше сливаются в одно целое.

КОРЧАГИН.

С этим можно спорить. Откуда наивность у специалиста? Она же ученый!

ПОЭТ.

Но я писал ее наивной!

КОРЧАГИН.

Ты был неправ, но я поправлю.

ПОЭТ.

Что?!

КОРЧАГИН.

В тексте нет ни одного прямого указания на ее наивность, а в тех обстоятельствах ее поведение лучше объяснить эдаким умышленным нервозным самобичеванием, идущим из ошибочной уверенности в... бесконечной правильности "позитивной психологии" - в самом тупом ее смысле. Так? То самое и надо показать улыбкой. Это остервенение в духе "Олдбоя", а не растерянная трогательность. Об этом говорит и музыка в этой сцене, и вся следующая сцена с пистолетом. Сам послушай.

(включает музыку)

ПОЭТ.

Даже не знаю... Это все меняет.

КОРЧАГИН.

Вот именно! Ты написал стихи – и мне они по нраву. Но позволь режиссёру и актеру интерпретировать их по-своему. Ведь ты не прикрепил два тома комментариев к сценарию?

ПОЭТ.

Нет, не решился.

КОРЧАГИН.

А ведь именно столько и надо было бы написать, чтобы я понял все так, как ты придумал. Но ты уже поставил точку. Ты ведь не хочешь полностью переписывать сценарий?

ПОЭТ.

Нет.

КОРЧАГИН.

Значит, я не делаю ничего противозаконного, когда понимаю пьесу так, как понимаю?

ПОЭТ.

Ну, хорошо. И что теперь? Заменить актрису?

КОРЧАГИН.

Ага, и тебя заодно!

(Поэт заёрзал на диване)

Нет, конечно! По-моему, я смогу достучаться до нее. Главное, найти в ее биографии такой же случай, когда, как бы сказать, она была уверенна в том, что делает глупость, но при этом, извиняясь и улыбаясь – ненавидя себя и боясь показать это людям – продолжала бы делать глупость из любых иррациональных побуждений. Вот.

ПОЭТ.

Это… непростой квест.

КОРЧАГИН.

Вот именно. Но  только так мы сможем убедить зрителя в том, что наш проект – о настоящем. Актер не должен думать, что он попал в ситуацию, идентичную ситуации его героя. Он должен испытать то же, что и герой! Но сделать он это может и должен только при помощи своего собственного опыта, а не чужого. Только тогда каждый в зале с удовольствием соврет себе и другим об увиденном. Он не скажет - "актриса спросила что-то". Он скажет, "героиня хотела что-то узнать"!

ПОЭТ.

Твои теории стоят на песке. Но, к твоему счастью, мне кажется, у нее был нелюбимый молодой человек, которого она не бросала несколько лет, боясь показаться родным легкомысленной.

КОРЧАГИН.

Отлично! В смысле, очень ее жаль, но это то, что надо! Ты еще увидишь – мой песок реальнее иного фундамента. Сложные внешние проявления чувств, растущих из самой примитивной мотивации – это ключ. Сложные чувства интересны. Откуда черпать творческие силы и замыслы, как не из сложных чувств?

ПОЭТ.

А ты уверен, что сложные чувства вообще существуют? Опиши хотя бы одно.

КОРЧАГИН.

Вот вчера, к примеру, я брел по улице и испытывал оч-чень смешанные ощущения...

ПОЭТ.

Разве это не всегда так происходит?

КОРЧАГИН.

Так и есть. Но в этот раз все вокруг выглядело особенно странным и... чужим. Как будто восприятие совершенно лишилось добровольных шор. Понимаешь?

(делает музыку громче и повышает тон)

Обыденность и привычность гибли под моим взглядом, стоило мне попытаться их приметить. Знакомые места теряли свое очарование и превращались в скопление странных машин и построек. Я смотрел по сторонам глазами пришлого человека – инородца – и не мог поверить в то, что настоящее действительно происходит. Я имею в виду этот самый непосредственно переживаемый момент!

ПОЭТ.

Жамевю!

(Поэт вскакивает, хватает с пола какой-то документ, переворачивает его, достает из кармана пижонского, но потрепанного пиджака карандаш, снова садится и начинает писать, периодически хмыкая, ахая и охая и постепенно входя во всё более негативное состояние духа, что должно быть слышно из характера его охов)

КОРЧАГИН.

Да, но это только начало! Мое сознание как будто сопротивлялось собственной самоочевидности. Я подумал – боже ты мой! Как же странно и маловероятно, что все мои члены, нервы и движения рождают то, что называют восприятием! В тот миг я будто забыл все, что знаю о культуре, языке, о самом себе и других и оказался совершенно один посреди – или на обочине – незнакомой и полупустой вселенной. Как будто то, что я знал до этого, только оправдывало или даже скрывало от меня всю поразительную невероятность происходящего. Как сложно описать это словами!

ПОЭТ.

(отрываясь от письма)

Деперсонализация... Дереализация...

КОРЧАГИН.

Можно и так, но это как-то сухо. Слова - вершина айсберга, в нижней части которого из земли торчат какие-то странные коричнево-зеленые штуки, а непонятные существа открывают дырки в шаровидных телах на их верхушках и при помощи того, что называется у них «звуком», врут друг другу о том, что понимают все, что доходит до их разумения!

ПОЭТ.

Какой ужас!

КОРЧАГИН.

Я интуитивно чувствовал, догадывался, что не должно быть никакого сознания, что вокруг по идее должны быть одни только камни, газ, да вода. В то же время, я знал мир и понимал, что из всех миллиардов людей, живших и умерших на Земле, в данный момент именно в этом теле был именно я. Безымянный я. Я жил, шевелился, думал и знал, что однажды мне придется умереть – сгинуть. Разве это удивительно? Кажется, нет. На нашей планете точно нет. Но что же так поражало меня, почему все это было таким странным и завораживающим? Что я такое? Баг? Глюк? Побочный эффект собственной памяти? Неужели сам вопрос в корне неправильный? И неужели я действительно существую? Наивность, с которой была сформулирована декартовская максима, в тот момент показалась мне намеренной. Как будто он из милосердия или же их страха попытался избавить мир от ощущений, подобным тем, что я испытывал во время прогулки; как будто трусость, а не титанические мысленные усилия, привели его к самой знаменитой лингвистической пилюле от невыразимого шока бытия.

ПОЭТ.

Молю, продолжай!

КОРЧАГИН.

В ту же самую секунду мне думалось, а вдруг ощущение себя у всех одинаково? Вдруг, у всех людей есть одно единственное «я» на всех – один шаблон, а тела всего лишь пользуются им, как какой-нибудь учетной записью. Тело вносит правки по ходу дела и на выхлопе рождается индивидуальность. Может быть так, что я лишь гость в своем теле – ложноножка всечеловеческого культурного кода, застрявшая в архитектуре, возведенной эволюцией из нервов и мяса? ...

(пауза)

ПОЭТ.

(дописав до точки)

И?

КОРЧАГИН.

Сам еще не понимая почему, я остановился. Я знаю – все это метафизика и неправда. Ощущение себя создается сенсорикой. Не я – это то, что не ощущается, а я – это все остальное. Предметы есть, и я состою из их отражений. Мне хотелось закричать. Люди! Разумные существа, чувствовали ли вы хоть раз недоумение и трепет, подобные тем, что теперь испытываю я?

ПОЭТ.

Кто-нибудь ответил?

КОРЧАГИН.

Нет, я же не говорил вслух.

ПОЭТ.

Зря! И чем же закончилось это слепое игнорирование знаков судьбы и просьб духа?

КОРЧАГИН.

Ничем. Ощущения прошли также незаметно, как появились. И теперь я гадаю, есть ли хоть один способ – художественный, или какой-либо иной – как-то выразить все это в виде чистого ощущения – чтобы не рассказать линейно, но смоделировать в человеческой душе по ходу пьесы…

(наклоняется к Поэту)

А что это ты там писал, приятель?

ПОЭТ.

Я писал о тебе. А если ты прав, то и обо всех остальных, пожалуй.

КОРЧАГИН.

Ты интриган.

ПОЭТ.

Послушай.

(читает с листа, почти задыхаясь)

Вчерашний день
И прожитые месяцы, и годы,
Уходят глубже в скальную породу. Может быть,
Припомним смутно все намеки,
И после извлечения уроков,
В помпезном танце торжествуя,
Уверимся в людской своей природе.
Очень может быть...

А если и останутся сомненья,
То скажем мы: "Иному не дано было свершиться".
История - кругом так говорится -
Не терпит власти наклонений;
И силой всяких убеждений,
Что именуются - "багаж",
Проворство применив и ум,
Закрепим в памяти мираж.

Глухой,
Лишенный зрения и нюха,
Отравленный уверенностью духа,
Чрезмерно убежденный автомат.
То, что вчера казалось ему правдой,
Неоспоримой, столь желанной,
При случае предстанет ложью,
Не встретив на пути преград.

Назад!
Поток из тысячи порывов
Заставит каждого из нас,
Приврать и приукрасить сказ,
Смешать в одно –  и быль, и небыль,
Одним себе лишь на потребу. Может быть,
И стоит счесть лукавым нрав,
Что склонен спорить, кто же прав.

(пауза)

Что скажешь?

КОРЧАГИН.

Что скажу? Ну, ладно, к черту прозу!
Ты все не так усвоил!
Я не испугался.
Тот опыт не вогнал в меня занозу,
Я прежним шутником так и остался.

ПОЭТ.

Я вижу, что ты сильно прав был, говоря,
Что мы – простые оболочки.
Но не могу я выдать строчки,
Способной прославлять
Такой порядок дел.
Идеи эти, холодны, как сталь...

КОРЧАГИН.

Уймись.
Стряхни обиду и печаль,
Направь себя в иное русло.
Ты слишком долго смотришь вдаль...
Там впереди у всех негусто.
Прибереги свой жар и пыл
Для зла потоньше, чем увечность,
Которой строки посвятил.
Ты так комичен в этой позе,
В этой шляпе. Ну, а плечи?
Расправь немедленно!

ПОЭТ.

(снимая колпак)

Мой друг! Ну, не по-человечьи –
Просить у праведной обиды
Смиренья или простоты.
Твои слова родили во мне горечь,
Я не хочу быть "кем-то", "где-то",
Я дом ищу, а не загадочный пустырь.
Я лучше удалю либидо,
Чем буду рад, что мы - глисты
В кишечнике планеты.

КОРЧАГИН.

Это
Богатый образ, но ты зря
В сравненьи ищешь все ответы.

(Корчагин берет в руки кусок торта и задувает свечку)

Кстати,
Мы пожираем то, что даст Земля,
Вполне бесплатно сдобренная светом...

(Корчагин откусывает от торта и кладет кусок на место)

ПОЭТ.

Что с того?

КОРЧАГИН.

Вот что –
Светило не ссужает в долг кометам,
Поверхность не должник ядра.
Не будь к живым так строг,
Как будто
                планы бога
                раскусил вчера.
Не многое в истории планеты
Поведает о том, кто прав
В вопросах жизни или бытия.
И я
Привык считать, что так и надо.

ПОЭТ.

Тебе Природа подсказала?

КОРЧАГИН.

Здравый смысл.

ПОЭТ.

Хм. Про эту вещь я где-то слышал.
Где б взять ее?

КОРЧАГИН.

Увы – еще одна загадка.
Кто валит все на воспитанье,
Кто –  на кислоты в наших тканях.
Одно известно, смысл – это сладко,
А здравость вечно смысл ранит.
Она у каждого своя.

Поэт расскажет, что гармония - в ночи,
Охотники за звездами поймут.
А я -
В любое время вижу духов
В обычной каменной печи.

Художник нарисует чувство,
Любители поймут и купят,
А я -
Так и останусь здесь – сидеть,
Пытаясь вспомнить, что наступит.

Канатоходец видит в мире равновесие,
Ловец зверей - естественный отбор.
Средь гедонистов популярен рай,
А физик говорит - мир есть прибор.
А я -
Словами задушу себя, неистово
Швыряя людям новый вздор.

Еретики-историцисты
Накормят сытых под овации.
Гуманитарно навредят -
Врач подтвердит аргументацией.
А я -
Побелку буду ковырять глазами,
Буду есть и думать.

(берет недоеденный кусок торта, жадно откусывает, но жует без явного удовлетворения)

ПОЭТ.

Ты как всегда туманен.

КОРЧАГИН.

Может так и надо?

ПОЭТ.

Опять туман... Вот вся моя награда,
За право быть с тобою в паре.
Но раз уж ты заговорил о роли каждого,
Учти – мое все то, что на бумаге.
Оставь стихи мне – это моя сфера.
Вести себя и говорить всем, как себя вести –
Вот главная забота режиссёра и актера,
Не трать на строки времени. Прости,
Но я подкован лучше. Есть задача,
И мы с тобой как никогда близки
К тому, что каждый бы назвал удачей.
Осталось вычеркнуть отдельные куски
И прописать два новых. Далее поможет
Мерник – продюсер, денежный мешок
И человек широкого искусства.

КОРЧАГИН.

Широкого и плоского, дружок?

ПОЭТ.

Высокого и тощего. Как хочешь.
Но главное, что он вполне согласен
Помочь двоим нести их ношу.
Я говорил тебе -
Он будет здесь сегодня.

КОРЧАГИН.

Я не очень-то хорош в беседах с богатыми и громкими людьми. Ты останешься?

ПОЭТ.

К сожаленью,
Я не смогу присутствовать,
Но Мерник мне сказал, что ты… прекрасен,
Поэтому я полностью согласен
На вашу встречу тет-а-тет.
Я знаю, что при мне ты слишком скромен.

КОРЧАГИН.

Скажи-ка, он же позвонит?

ПОЭТ.

Нет, адрес знает. И сказал,
Что сам всегда решает,
Когда прийти. Но прежде уточнил
Все про тебя. Занятный
И необычностью красивый человек.
Жаль, но мне нужно уходить!
Счастливо оставаться!

(отворачивается, но снова обращается к Корчагину)

Чтоб ты знал -
То, что ты мне наговорил,
Пронизано врожденным обаяньем,
Которое – твой крест и твое знамя.
Но я надеюсь всей душой, что ты
Не сможешь планы нам смутить
Своим особым состояньем.
Расскажешь все в подробностях
Потом.

(поворачивается и жмет руку Корчагину)

Еще раз – с Днем Рожденья!

(уходит)

КОРЧАГИН.

Спасибо.

(ложится на диван и надевает шутовской колпак)


СЦЕНА 3

Там же.

(Корчагин спит на диване – прямо на сцене возле рояля; на голове - колпак)


МЕРНИК.

(выходит из-за кулис)

Приветствую.

КОРЧАГИН.

(не вставая с дивана)

Кто ты такой?
Откуда появился?

МЕРНИК.

Я Мерник. Я буду ответственен
За то, что драматург зовет
«Движеньем» в пьесе.
Меня призвал твой лучший друг –
Поэт.
Я посоветую, как лучше
Вам изложить свой матерьял,
И привлеку вниманье прессы –
Все это для того,
Чтоб зритель знал
Тебя в лицо.

КОРЧАГИН.

Так будет?

МЕРНИК.

Да! Но слушайся меня.
Я знаю, что заблудшая душа артиста
Не может в точности понять
Чего толпа от нее хочет.
Та хочет наблюдать событья –
И это следует ей дать.

КОРЧАГИН.

Скажи мне, как тебя понять?

МЕРНИК.

Твой друг танцует в толще слова,
В то время, как ты сам ему под стать,
Но в редкой и удачной ипостаси –
В драматизме.
Для тех, кто тексты превозносит над сюжетом,
Часто непонятны
Людские страсти и борьба.
Такой поэт покажет лишь, что где-то
Живет поэт, и в том его судьба,
Чтоб мучиться и славить все свои мученья.
Талант на это нужен, без сомненья,
Но кто из тех, кто небосвод коптит
Подобную трагедию почтит
Своим вниманьем? Я таких не знаю.
Возможно, что такой же оборванец,
Увидев, как старается больной печалью,
Уверится, что сам он – самозванец,
Может быть,
В этом и будет польза мирозданью, но...

КОРЧАГИН.

Ты много говоришь,
Но я не вижу, куда клонишь.

МЕРНИК.

(зловеще ухмыляется)

Можешь со мной спорить,
Но кажется, сработаемся быстро!
Одно условие артисту -
Прогоним бездаря поэта.
Я видел все ваши наброски,
И кое-что из тех пустых ролей,
Что были почтены твоей игрой.
И здесь я, чтоб сказать тебе слова:
"Идём со мной".

КОРЧАГИН.

Все ясно. Прочь отсюда.
Мне дружба ближе, чем любой барыш.
Я с этим человеком сделал столько,
Что ты и в жизни никогда…

МЕРНИК.

(перебивает)

А не хотел бы ты построить мир,
Наполненный душой, при том – для всех?
А как же слава?!
Ты достоин! Больших людей
Я двигаю к большим же числам.
Пойдешь со мной – и ты будешь богат.
Останешься – и обеднеешь во сто крат.
Решай, пока приятель не вернулся.

КОРЧАГИН.

(поднимая корпус с дивана)

Уходи.

МЕРНИК.

Откажешься – не дам второго шанса.

КОРЧАГИН.

(встает)

Я впрок пренебрегаю сразу третьим.
Четвертый шанс шлю к черту для баланса.
Уходи.
Ты слова не сказал о том, что видел,
Но сразу выделил меня и стал хвалить.
А мне не я сам важен, а произведенье
И то, какой истории в нём быть.
При этом всё, что знаю я о том,
Кто ты такой – что ты богатый.
Но это свойство не дает мне рычагов
К понятию тебя. Зашёл с советов,
Закончил – подлостью.
Я должен сделать вывод,
Что ты меня однажды точно так же
Оставишь за дверьми театра.
Уходи.

МЕРНИК.

Прощай!

(Мерник спускается со сцены и пытается выйти, но на выходе сталкивается с Феликсом, который буквально вносит его обратно)

ФЕЛИКС.

(поднимаясь на сцену)

Здесь работает мой сын!

МЕРНИК.

(щурится)

О, интересно, проходите.
Считайте, что меня здесь нет.

ФЕЛИКС

Спасибо. Феликс.

(коротко кивает Мернику)

Я здесь по делу. Это срочно.

(Корчагину)

Привет, мой юный враг. Сегодня
Я должен высказать тебе,
Что жизнь твоя совсем негодна.
Бесплодна. Ты сейчас на дне.

(Мернику)

У вас точно все в порядке? Надеюсь, что да.

(Мерник удивленно поднимает брови)

КОРЧАГИН.

(Феликсу, скосив глаза на Мерника)

Уж так ли срочно слать упрёки?

ФЕЛИКС.

Срочно! Скоро очередная оплата помещения театра. Знаешь, о чем это говорит? И чем ты нынче занят? Что приближает тебя к точке, с которой ты начнешь свободное существованье? Когда ты перестанешь прозябать в пустой норе, за счет родни? Признайся, все это для славы и признанья? Ты ищешь, как бы стать кумиром? Как заработать миллион? Если дадут – владел бы миром?

(показывает пальцем на колпак)

Не слишком ли похож на цирк весь твой театр, чтобы ты вообще мог мечтать о славе?

КОРЧАГИН.

Не знаю, как, но я добьюсь успеха,
Я завещал себя судьбе.
Ни голод, ни тюрьма мне не помеха.
Дорога обещает мне
Свободу и страдание. Тебе же,
Человеку, скорому на суд
О том, чего ты знать не можешь,
Природа завещала гнить
В траншее. Не поможешь
Обезьяне
Вчитаться в мир и уяснить себе
Подтекстов нить
Тяжелого повествования,
Которым каждый окружен.
Ну?!
Лезь на рожон! Или сдавайся сразу.

ФЕЛИКС.

Сдамся сразу.
Я в жизни видел сотню,
Может быть, другую,
Таких юнцов,
Что со своей судьбой торгуют
Украденной мечтой
Своих отцов.
Банален, как банален я,
Считавший в детстве совесть
Досадным и побочным атрибутом
Рабства. Эта повесть -
"Отцы и дети". Завтра утром
Ты встанешь с той же койки, что вчера;
Исчезнешь – мы тебя забудем,
А в мире не убудет от добра.
Ты мнишь себя строителем мостов
Но сам сжигаешь мост, ведущий к людям.

КОРЧАГИН.

(в сторону)

Рабочий просит тумаков!

(Феликсу)

С позиций добра
Ценна жизнь бобра
Как и шкура людская.
И шваль заводская,
И писарь при главном
Одинаково правы
В желаньи судить -
С позиций добра.

ФЕЛИКС.

(сплевывает)

Тебя бы избить!

КОРЧАГИН.

(встает на изготовку)

Я готов был вчера!

МАРГАРИТА.

(выходя из-за ширмы)

Сынок! Тебе пора менять себя.
Так странно разговаривать с детиной,
Который в свои двадцать с лишним лет
Не собирается гнуть спину.

КОРЧАГИН.

Я не лентяй!

ФЕЛИКС.

Но ты и не работник.
Ты что, директор? Рыболов, иль плотник?

КОРЧАГИН.

А ты? Руководитель? Я – актер!
Ты знаешь мои роли. Где твои трактаты?

ФЕЛИКС.

А ты хитёр, раз то, как клянчишь на еду,
Так выдаешь за лицедейства акты.
Поистине – важнейший из талантов –
Иммунитет к работе и труду,
Дополненный природным обаяньем.
Не выдавай подачки за зарплату!
Я твою маму берегу.
Пришла пора закончить попеченье.
Она решилась. Театра больше нет!

КОРЧАГИН.

Вот так?

МАРГАРИТА.

Сынок, я Феликсу давно проговорилась
О том, что ты театр снимаешь платно,
На деньги, что даю я – из запасов,
Доставшихся мне втайне – от отца. Сказала
И о том, что ты уж троекратно
За год терял работу режиссёра.
Все так. Сама решилась.
Он тут не при чем.

КОРЧАГИН.

И это мы, конечно же, учтем.

МАРГАРИТА.

Мне нужны деньги, чтобы строить свое счастье... Никогда не поздно – ты сам мне говорил.

КОРЧАГИН.

Счастье с ним? С этим гадом?

МАРГАРИТА.

Ты только тратишь, тебе нужна нормальная работа!

КОРЧАГИН.

Нормальная работа?! Издеваешься?

МЕРНИК.

(Корчагину)

Я оплачу аренду, дам и много больше, если ты пойдешь со мной.

КОРЧАГИН.

Я думал, мы пришли к взаимопониманию?

МЕРНИК.

В этом я не уверен. За последнюю пару минут я стал понимать тебя и твое положение гораздо лучше.

МАРГАРИТА.

(Мернику)

Кто вы такой?

МЕРНИК.

Я работодатель, ваятель пророков и повелитель красной дорожки – Владислав Мерник. А еще – я  знак свыше, поскольку у меня есть решение всех ваших проблем. Если Адриан согласится работать со мной и откажется от сотрудничества с его...кхм...другом, если он поставит мне пьесу и сыграет в ней, я дам ему...одним словом, очень-много-денег. Таким образом, ваш сын добился успеха буквально у вас на глазах. Так и скажете потом всем: "Адриан, можно сказать, взломал систему у нас на глазах". Вы не находите это сентиментальным?

ФЕЛИКС.

Вы шутите?

МЕРНИК.

Про деньги или про взлом системы? Или про сентиментальность?

ФЕЛИКС.

Про всё это.

МЕРНИК.

И нет - и нет - и да. Именно так, не иначе.

ФЕЛИКС.

Корчагин, соглашайся.

КОРЧАГИН.

Можно подумать, от тебя следовало ожидать другого предложения!

ФЕЛИКС.

Здравые идеи всегда очевидны.

КОРЧАГИН.

Как и любые другие.

(Феликс фыркает)

МАРГАРИТА.

О чем здесь думать? Соглашайся. Я счастлива узнать, что моё чадо заслуживает доверия уважаемых людей. Поздравляю, сынок, ты доказал, что ты талант.

КОРЧАГИН.

Подумать только! Что же изменилось с сегодняшнего утра? А если бы Мернику на голову упал рояль, то ты бы по-прежнему оставалась в неведении относительно моих умений?

МАРГАРИТА.

Не будь так неблагодарен! Я всегда говорила, что ты достигнешь желаемого. Не он, так кто-нибудь другой пришёл бы. Владислав – простите, не знаю, как вас по отчеству – всего лишь демонстрирует тенденцию. Подумай об Анастасии. Как же ваши планы? Как же свадьба, как же дети? Она была у нас сегодня, и она ждёт твоего триумфа не меньше нашего.

КОРЧАГИН.

(после долгой паузы)

Конечно, если взвесить трезво, то остаться без театра я не могу... Это будет конец всему. Любой на моем месте согласился бы, и я, скорее всего так, и сделаю.

(срывает с себя колпак и бросает его на диван)

Но как же я скажу об этом Поэту?

ПОЭТ.

(выходит из-за ширмы – в слезах)

Я так и знал! Предательство! Себя ты не оставишь без театра – а меня гонишь прочь только потому что так сказал какой-то денежный мешок? Так вот, знай! Бездари есть, что сказать напоследок!

(достаёт из кармана пистолет и направляет его в пол, после чего все присутствующие испуганно группируются около выхода со сцены)

Писать, что хочется
                или хотеть что-нибудь написать,
Но откладывать,
                пока письмо не напишется
Само?

Делать, что вздумается
                или задумать сделать,
Но не приступать,
                пока дела
                не пойдут на лад?

Жить, как хочется,
                или желать жить, 
Но не давать себе житья,
                пока жизнь,
                наконец,
              не обставит всё
Сама?

Смеяться
          или не позволять себе,
Не посметь
            осмелеть,
                эх,
Не обомлеть бы,
                когда толпой
                буду осмеян!

Самонадеянно верить,
                во что хочу,
                или хотеть верить,
Но не доверять,
                пока не придет
                уверенность?
Утверждать то,
                что значимо,
          или
Не переутруждать себя
                неоднозначностями,
Пока ритм не придет
                хоть к какому-то качеству?

Нравиться,
             кому хочется,
                или мечтать понравиться,
             но и не мечтать
Справиться,
            пока все
Само собой
           не уладится?

                Обозначать?
Или значить?

             Творить
                законною строфой,
С удачным
          местоположением
                слов,
Или пренебрегать
                расположением к себе
Судьбы и удачи,
                пока слова
Не перестанут
              изображать собою
                уже решенные
           кем-то другим
Задачи?

Впитывать мнение,
                каждое,
                какое приходится,
Или не стоит
               питаться
                обманчивыми
             сомнениями,
До тех пор,
            пока не пресытишься
Самими               
         явлениями?

Стремиться
            к взаимоуглублению,
Или не стремиться?
                Усугубиться,
Пока
      самое большое
                недоразумение
Просто не
           прояснится?

Уйти,
       когда вздумается?
Или
        остаться,
                чтобы добиваться?

Словес колесница,
                прилипшая
                к нёбу,
            нам с тобою
Пора
      расклеиться,
                да
Проститься.


(Поэт улыбается странной улыбкой; гаснет свет, раздаётся звук выстрела)


КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.