Залитые безлюдием истерзанные улочки,
лопатой снять бы шкуры с них — и пусть гниют.
Дрожащие развалины, как нищие на паперти,
трепещут сквозь задымленность и там, и тут.
В их окнах лица спрятаны — видать, таятся демоны.
(на чем иначе держится разбитость стен?)
Вползают на возвышенность, вгрызаясь прямо в облако —
гора висит на городе, как на кресте.
Висит гора обрывами, висит гора, как мученик —
упасть бы и рассыпаться, и пылью стать...
...Глаза в упор врезаются в лицо, как жар от пламени —
сквозь пленку краски демоны глядят с холста.
Вокруг холста все умерло, все краски обесцветились,
все хрупкое — раздавлено в кусков букет.
А рядом — полусогнутый, недвижным изваянием
в небытие вы смотрите — и кисть в руке.
Как пасть, закрылась комната, в полу сидит исчадие
и взглядом упивается недвижных глаз.
Перед холстом застыли вы горою той измученной.
Неужто это демоны убили вас?
С креста ли вы обрушились немыми камнепадами,
хотя полнился грохотом ваш бедный ум?
Гора ли в вас избавилась от жизни, полной демонов,
свалившись с мёртвой рухляди, пропав в дыму?..
Залитые безлюдием истерзанные улочки
бессмертны и разрушены — живут, дрожа.
...Картину вашу к полудню возьмут, размазав пальцами,
и продадут на ярмарке за два гроша...