Re: когда-то, очень-очень давно, слышал некую песню со сходным сюжетом, называлась она "Паранойя", но теперь не могу припомнить ни слов, ни исполнителя.
Вероятно, следовало разбить это все на части и отправить в отдельный сборник, но пусть будет, как есть.
Название текста не имеет никакого отношения к одноименному фильму.
Split
1.
Тишина пожирает крошки безобразных холодных слов.
Одиночество вяжет сети в паутине сплетенных вен.
Буквы, стертые на обложке, из неровных стальных углов
Собираются на рассвете в черно-белые слезы Гвен(1)
Гвен рыдает, смотря с иконы, на тяжелую кисть времен.
Черный дом, где под черной крышей вороненная сталь ружья.
Полнолуние глушит стоны. Темнота навевает сон.
Стопки книг на пустых афишах. Лунный свет. Тишина. И я.
Черный дом в черноте аллеи из пустых городских легенд.
Здесь огонь выдают поштучно – остальное досталось тьме.
Вот бы встретиться поскорее. Я устал от оков и лент.
Знаешь, милая, здесь так скучно, в безобразной моей тюрьме.
Небо в клочьях из сладкой ваты и зефирных надутых звезд
Разрезают тугие нити через трели безумных шви.
Старый дом. Пустота палаты. Перед плахой дрожит помост:
Полнолуние, как обитель, для усталой больной любви.
Для любви здесь совсем не место, в этой черной, как смоль, тиши.
Этот мир, как всегда непрочен. Да еще, в нем царит зима.
Избегают любого жеста два осколка моей души.
Я люблю тебя. Очень-очень. И я жду твоего письма.
2.
Без твоих долгожданных писем, я наверно, не смог бы дня,
Протянуть в этом старом доме между серых больных берез.
Кто-то здесь говорит на лисьем. Кто-то знает язык огня.
Здесь живых не осталось кроме алых пятен и белых грез.
Там, вдали, под железной сенью, тихо бродит слепая грусть.
А в лесу, тридцать три могилы, маршируют два дня на льду.
Твои письма – мое спасенье. Я их выучил наизусть.
Ты всегда начинаешь «Милый! Я скучаю и очень жду…»
Я не помню, и я не знаю, почему оказался тут:
Среди холода и металла, как в каком-то кошмарном сне.
Я скучаю, моя родная. Ночь застыла, а дни идут?
Если вспомнишь, что с нами стало, может быть, ты напишешь мне?
3.
Помнишь первую нашу встречу? Той суровой седой зимой?
Там, на площади, возле башни, где когда-то столкнулись мы?
Это был самый лучший вечер. Твоя фраза «Ты будешь мой».
Вот теперь только лед вчерашний, да холодная тишь тюрьмы.
А сейчас на ладонях шрамы и узоры кривых зеркал.
На запястьях стальные тросы, да под горло тугая нить -
Раскаленная нить вольфрама и разбитый пустой бокал:
Бесконечно считают гроссы(2), как мне выжить, и как догнить.
Да, я помню глаза и губы. И бессонную ночь вдвоем.
В темноте невозможно тесно. Затянули петлю года.
Тишину разбивают трубы. Остается лишь черный дом.
Ты напишешь мне завтра, честно? Буду ждать. Буду ждать всегда.
4.
У меня перевиты руки пожелтевшим сырым бинтом.
Кто-то вырвал живое сердце, заменив на железный блок.
А на шее петля из скуки, да в ладонях застыл фантом,
Одинокий ледник Пастерце(3) и веселый помощник «Glock».
А сегодня мечта сгорела алым пламенем над тропой.
Иногда здесь бывают гости. У них нет ни сердец, ни лиц.
Они носят слепящий белый. И приходят всегда толпой.
Есть у них и резные трости, и железная клеть таблиц.
Они все задают вопросы. Им так важно, какая ты:
Сколько лет, что ты любишь к чаю, твое имя и цвет волос.
Натянули стальные тросы, а на них расцвели цветы.
Дорогая, я так скучаю. А меня отдают под снос.
5.
Мои мысли забились в норы. Мне так трудно писать сейчас.
Я не сплю уже третьи сутки – от тебя мне все нет письма.
Я бессильно срываю шторы – но под ними, как в прошлый раз,
Разбежались чужие шутки, да протяжная песнь псалма.
Я ищу в своем черном доме хоть немного забытых слов.
Под столом или под кроватью – только скалится злая ночь.
Даже время застыло в коме, манит тень из пустых углов.
Я тянусь за своей тетрадью, но она ускользает прочь.
Там, снаружи гранит и плиты. И луны золотой мундштук.
Только легкий мороз по коже. Да, звезда в кружевной пыли.
…Но шаги за окном закрытым. И тяжелый упорный стук.
Я закончу письмо попозже. Там, за дверью. За мной пришли.
6.
Белый доктор на черном стуле. Он всегда из других миров.
Говорит, что в моей задаче, у всего есть свои края.
Я твержу, что они свихнулись, уверяю, что я здоров.
Только он говорят иначе. И считает, что болен я.
А на стенах две руны «гебо(4)», а молчанье забылось сном.
Тишину разрывают плети, да сгустилась седая тьма.
Нет ни дома, ни звезд, ни неба. Есть палата с одним окном.
И тебя просто нет на свете. А я просто сошел с ума.
Я придумал тот зимний вечер. Поцелуи во тьме ночной.
Твои губы. Глаза. И фразы. Я люблю, а любовь права.
Догорают и гаснут свечи, только ты навсегда со мной.
Может быть, я теряю разум, но я помню твои слова.
Мне никак не уйти отсюда. И нигде не найти ключи.
Бесконечная суть монизма(5) и тетради пустая гладь.
Остается лишь верить в чудо. И забыть, что твердят врачи.
Остаются лишь ночь и письма. Ах, про письма… забыл сказать.
Пара истин, да пара строчек, да бумаги измятой клок,
Чтобы взять хоть немного силы в этом белом сыром аду.
Я меняю слова и подчерк, я меняю привычный слог…
…Я пишу себе в письмах «Милый! Я скучаю и очень жду…»
1. Гвен - мученица из Талгарта.
2. Гроссы - мера счёта, равная 12 дюжинам, т. е. 144 штукам.
3. Пастерце - крупнейший ледник в Австрии.
4. Гебо — седьмая руна германского алфавита. Название руны означает «дар».
5. Монизм - философское воззрение, согласно которому разнообразие объектов в конечном счёте сводится к единому началу или субстанции.