Я видел в жизни много барахла,
Всё больше в человеческой породе.
Она бывала так мне не мила,
Что день и ночь курок мой был на взводе.
Тогда, как пса, на цепь себя сажал,
Чтоб не прослыть матёрым людоедом
И мысли в угол водкой загонял,
Пока они не восставали бредом.
Я грубым был, я признавал кулак
Не худшим из возможных доказательств
И в кипятке крутом дворовых драк
Не ждал благоприятных обстоятельств.
Но я был честен в грубости своей,
Я бил в лицо, я со спины не крался
И твёрдо знал - лежачего не бей,
И этим от удара не спасался.
Ни у кого с ладони я не ел
И не любил со стаей гнать добычу.
Я к загнанным в глаза смотреть не смел,
К понятному не сделавшись привычным.
Беспутным и тоскующим нутром
Я гордых соблазнял и милосердных;
Бодрился, строил с ними общий дом,
Работой забивая ясность бездны.
Волною - жил, волною - умирал,
То человеком был, то оставался,
И верить стал Тому, кого не знал,
Когда к Нему, не веря, обращался.
А мир всё больше, кажется, дичал,
Всё более бездушен и порочен,
Он выстрелом на слово отвечал,
Сводя убийство к уровню пощёчин.
Любил ли я, страдал ли? Да - я жил.
Ничьею лаской не укачан с детства,
Я многих гнал, с немногими дружил,
Знал цену жизни отданной как средство.
И глупо понял - если в колесе
С рождения роль спицы навязали,
Мелькай по предписанию, как все,
Любя того, кто давит на педали.
Закон и самый строгий взгляд с икон
Без доброй воли вряд ли что меняет,
Но если есть согласие сторон -
И в колесе рай божий засияет.
Тогда блеснёшь на солнце невзначай:
Когда-нибудь приблизятся орбиты.
Колёсный рай - вполне приличный рай,
Где все- должны и в то же время - квиты.
Но, если невтерпёж, - валяй! Круши!
Добытое по капле - пей из горла!
Орбиты не границы для души,
Мелькай! Но чтоб у всех дыханье спёрло!
И станешь, хоть и коротко, но жгуч!
И ярок, разрезая атмосферу.
Как Солнце! Как его могучий луч!
И в бунт, возможный бунт, подаришь веру!