Грусти странной появленье
не печалит.
Иногда
я над собственным томленьем
посмеюсь.
Вы, господа,
извините за гуманность,
но иначе не могу
в эту злобную туманность,
что пространство вновь
в снегу.
Я бреду в нём по колено,
понимая торжество.
Всё на Этом Свете тленно,
камольфо не естество.
То взрывается
сознанье –
наступает пустота.
И напрасные старанья
поглощает высота
первоклассного
полёта
в синем облаке тоски.
Запечатанные соты,
разномастные стручки
зеленеют в вихре
квоты.
Рассекречены совки,
что пытались без разбега
одолеть барьер
стиха,
словно это грусти нега,
словно лжи густой труха.
На осеннем бездорожье,
где осталась полоса,
в жизни всё
пустопорожне,
даже певчих голоса
в неприятности сомнений
раздаются в тишине
ординарности
явлений
с безнадёгою во мне.