И в парфюме его — то герань, то горчащий ром.
Если схватишь его ладонь, он — шипы, каштан.
Забираешь внутрь — он вспарывает нутро. Вырываешь с кровью — впивается, не достать.
Убывает, как убивает — наперекор. Умирая, не отпирается: по любви.
В темном сердце его одиноко и так легко, словно тем и другим ты всегда от него привит.
Что-то среднее между другом и западней, он исправно справляется, как у меня дела.
Я давно уже и не с ним, и совсем не в нем — это тень моя вместо меня в него залегла.
В этом сумеречном апреле, среди чужих и своих, и соцветий каштановых длинных ламп,
он приходит ко мне и рассказывает, что жив.
И в парфюме его лунной каплей мерцает лайм.
4.04.18