Живу.
Обиды…
Неудачи…
Не радует весенний день.
Но не сдаюсь я и не плачу,
а лишь кляну дурную лень.
Земная тень моя
короче
и с каждым днём,
и с каждым днём
она совсем исчезнуть хочет,
но я твержу ей: «Подождём,
не всё я сделал,
что готовил,
не все изведал
увлеченья
последний час ещё не пробил, –
ещё не время отреченья».
А чей-то голос
издалёка:
«Не жалуйся
в ночной тиши
и не обманывай жестоко,
рукой моею не пиши».
Я утром бреюсь,
бреюсь,
бреюсь –
не узнаю своё лицо.
Гляжу,
страдаю
и надеюсь
на обручальное кольцо.
Спасение в женщине?
Едва ли.
Всё повидал я:
тьму и свет,
видал цветок
на одеяле,
а идеала просто нет.
Встречал людей,
встречал хороших,
а также
множество плохих.
Но сердце всё же
не таможня,
и биография –
не стих.
И кто меня совсем не любит,
того я тоже не люблю.
Пусть в зеркале меня не будет,
я в отражение – плюю!
Немодно нынче отражение,
оно приносит неудачи,
как нам
порой,
само решение
математической задачи:
корпит
старик или ребенок,
глаз не смыкая до утра,
сидит,
задумавшись с пелёнок,
над теоремою Ферма.
Я в зеркало смотрю, –
гадаю:
кто это смотрит на меня?
Казалось бы,
его я знаю,
но – чёрта с два!
Он хмурит брови,
(взгляд суровый)
он тянет дулю из стекла,
и от дурной избытка крови,
что в нём с рождения текла,
казался хмурым новобранцем,
на бойню приведённым вновь,
или мальчишкою-спартанцем,
что и не слышал про любовь.
Так всё проходит, не однажды,
и всё хорошее пройдёт.
Отброшу я весь хлам бумажный,
скажу, что зеркало мне врёт.
Молчит стекло,
молчит бумага,
молчу и я…
Но, может быть…
Пускай не ты,
пускай другая
меня сумеет оживить.
И повседневность
мне гуманно
укажет,
где же ложь,
где правда.
И улыбнётся очень странно,
как на картине Леонардо…