Словно кто-то взял небесный ластик,
и подтёр в тетради под шумок
хвостики и лапки чёрных свастик
и орлиный нежный завиток,
но ещё не прозвенел звонок
и старательно выводит головастик
на доске урок.
Ласточками горькими санскрита,
ласточками идиш небо жнут
фоккевульфы, юнкерсы и мессершмиты,
гладковыбритые легионы тита,
глухо прорастающий кунжут.
Мама раму мыла, мыла, мыла,
за окном мело, мело, мело,
замело воронки и чернила,
всё укрыло, и добро, и зло.
Но остался мел солоноватый,
шелушащийся рассыпчатый неон
в перелеске за рекой горбатой,
в переписке ангельской витиеватой,
там где ластик, ластик вороватый,
где и первый пал, и третий, и десятый
обречённый наш десантный батальон.