Философский Детектив
по мотивам моей Поэмы
«7 апреля 1914 года в Санкт-Петербурге
на улице Гороховой в доме номер два»
Глава 21
Берёзин отпил ещё немного воды и со стаканом в руках подошёл к задержанному.
- И как же Вас, господин, величать?
- А, это ты? Держиморда!
Иван Ильич выплеснул весь стакан воды в лицо господина, подошёл к своему столу, поставил стакан, взял в руки графин с водой и обернулся к задержанному.
- Как себя чувствуете, господин? Может ещё водички?
- Нет, нет! Больше не надо!
Иван Ильич поставил на место графин с водой и медленно подошёл к ничего непонимающему задержанному.
- Повторяю вопрос, господин, как Вас величать?
- Григорий Иваныч я, лавочник со второй Рождественской! А где я?
- Вы находитесь в Охранном отделении жандармерии.
- О, Господи! Что же я такого натворил? Не со зла! Не со зла, господин хороший! Вот Вам Крест! Помилуйте, господин офицер!
Задержанный сполз со стула, встал на колени и стал креститься.
- Ну, полно Вам, Григорий Иванович, вставайте с пола! Вот так, садитесь на стул и ответьте мне на несколько вопросов.
- Всё что надо! Всё что надо отвечу, господин офицер!
- Что Вы сегодня делали у дома десять на Литейном проспекте?
- Так как же, там все, все сегодня! Там же, как её, жеребьёвка! Там же межнародный турнир шахматный, там сейчас все! Я даже лавку свою закрыл! Ну и хлебнул немного по этому случаю!
- Видать, сверх нормы хлебнули!
- Видит Бог, не со зла, господин офицер!
- И на Литейном орали не со зла?
- Вот Вам Крест, не со зла! Ежели что не то ляпнул, так не со зла! Простите меня, господин офицер!
- Я-то прощу, а простит ли Отечество?
- Отечество?! Господи, помилуй! Да что же я такое натворил?
- Городовые докладывают, что Вы кричали: «Царь – мироед!», так ли это?
Задержанный, в ужасе, медленно сполз со стула, рухнул на колени и, со всего размаха, как муха о стекло, стал биться головой о прибитую к полу ножку стула…
- Сядьте на стул! Немедленно! Вот так! Вы же – мужчина! Надо отвечать за свои слова и мужественно переносить наказания за них: на каторгу, значит – на каторгу!
Задержанный опять упал со стула в образовавшуюся на полу лужу собственной крови, тёкшей с его лба. В истерике, он бил свой лоб и продолжал пачкать пол кабинета своей кровью.
- Григорий Иванович, или Вы садитесь на стул, или сейчас же отправляетесь по этапу в Сибирь!
Задержанный замер, осознавая слышанное и кряхтя, рыдая от жалости к самому себе вскарабкался на стул. Его слёзы, перемешанные с кровью,превратили лицо в кровавую маску.
- Только не Сибирь! Только не Сибирь, господин хороший! Конечно же, на стул! Уже сижу!
- Если я ещё раз увижу Вас на полу, то лично тресну по Вашей голове графином с водой! Уяснили?
- Уяснил, господин офицер, всё уяснил!
- Тогда скажите, Григорий Иванович, Вы шахматы любите?
- Чего?
- Мне дважды повторять один и тот же вопрос?
- Нет, нет! Всё уяснил! Конечно, люблю!
- А я вот не знаю что такое шахматы; вот Вы мне и объясните, как можно любить шахматы? За что вообще их можно любить? Ведь это просто деревяшки на доске! Так?
- Позвольте с Вами, господин офицер, не согласиться...
- Вот и хорошо, Григорий Иванович, и не соглашайтесь, только объясните, за что же их можно любить?
- Да у меня и слов таких нет, да разве могу я это своими словами рассказать?
- Не можете своими, расскажите чужими!
- Тогда, только уж не серчайте, я это выучил наизусть:
«Человека, который не знает, что такое шахматы, мне жаль ничуть не меньше, чем человека, который не знает, что такое любовь. Точно также, как в любви, как в музыке, в шахматах кроется нечто такое, что приносит человеку счастье»!
- Красиво! И кто это сказал?
- Господин Тарраш, он завтра будет играть на этом межнародном турнире, на Литейном.
Мой сосед бывает часто в Германии, знает немецкий, он и перевёл мне эти слова Тарраша из его учебника шахмат.
- Любопытно бы было взглянуть на этого Тарраша.
- И я о том! Я же с чего впал в гнев, они же там билеты продавали...
- «Они» - это кто?
- Да, Собрание шахматное на Литейном, билеты продавали на этот межнародный турнир! Можете себе представить, господин офицер,
один билет на один день – целых два рубля! А когда купил, мне сказали, будешь в других трёх комнатах, в тех, где нет шахматистов!
А где же будет господин Тарраш, спрашиваю, а они мне отвечают, мол, Тарраш будет в других трёх комнатах, где шахматисты, но билет туда стоит, Вы не поверите, пять рублей!
Ну, тут я и озверел, ведь в Германии, мне сосед рассказывал, можно стоять в кафе и смотреть на того же Тарраша, как он играет в шахматы - бесплатно!
И до того мне сделалось обидно, что в Германии можно, а у нас, в России - нет, что я и ляпнул во всё горло совсем не подумавши, как попугай, ведь нынче многие так говорят, что ежели и у нас бы как в Германии...
- Всё, хватит! Вот что, Григорий Иванович, слушайте и запоминайте, если не хотите на каторгу, дважды повторять не буду:
я от Вас никаких высказываний о нашем Императоре не слышал, а Вы, ничего подобного никогда не говорили и даже думать о таких высказываниях впредь не посмеете!
Задержанный опять рухнул на колени.
- Клянусь Господом, господин офицер, никогда, никогда таково не повторится! Господу за Вас буду молиться! В каждый Праздник – свечи в церкви ставить...
Иван Ильич сел за свой стол, взял колокольчик и позвонил.
- Господин, унтер-офицер, пригласите господ городовых ко мне в кабинет!
- Слушаюсь, господин штабс-ротмистр!
Вошли городовые и взглянули на задержанного, стоящего на коленях в луже собственной крови.
- Господа городовые, будьте любезны, возьмите этого господина, умойте ему лицо от крови и отпустите, он больше – не задержанный.
А ко мне в кабинет попрошу привести второго задержанного.
Но чтобы без всяких верёвок!
«Время поджимает, уже начало второго,- думал Иван Ильич оставшись в кабинете один,- начало второго, а я, вместо того чтобы отвечать на телеграмму, занимаюсь глупостью, воспитываю пьяниц...»
Продолжение следует