рви холст и не реви, утыкай сердцевину лица пустого острой вилой, пока не выступят эмоции на смазанном куске собственного ВрИО
я знаю, что значит этот рык, эти рывки, этот кордит - это стремление - упиться пустотой, хоть на минуту - под душой свербит, спокойствие - спасение от сознания, взятое в кредит
это твоя гладкая личина, такая оттого ли что эмбрионова, еще не знающего всех болей первопричины, то ли от того, что стерты в пыль от миллиардов столкновений морды черты и
ты тянешься во всхлипах к розоватому мазку, к лицу себя столь тесному будто прыжок из дьявольского слэма в прикроватную тоску, и столь недостижимому, ведь это на семьи портрете всего лишь штопаный лоскут
давай! давай!! давай!!! ищи признание, ищи любовь, ищи ответные черты в лице, что не оскалит на тебя зубов, что не своротит нос и никогда не сдвинет грозно в пару бровь
однажды ты прорвешь барьер безликого портрета, и, встав на его место, узнаешь, как выглядят снаружи твои припадки бреда, но тебе станет смертельно безразлично, как похуденье к лету для скелета
вся жизнь покажется лубочной и неприятным донесется эхом из чьей-то холеричной морды отчаяние, прикрытое доспехом непрерываемого смеха, все от того, что вы в падении свободном с предвершья незнакомого успеха
и бесконечная вина за несвершенные достижения, как оправдания существования, как лед, что прилагается с рождения к грудине - как месту жжения, заставит заковать себя под слоем масла для пущего горения
и все конечно же конечно, и от приближения смены состояния, тревожно мне так сильно, как я хотел б, чтоб было мне беспечно, и время, текущее по кругу хрен, знает что залечит
жизнь в цикле самообреченья и тревоги, где судорог электротерапии новых в бессильном страхе ждут нейроны, где ты лишь путник и разбойник на кольцевой большой дороге
но вдруг когда-то собачье с смазанным лица сольются, в беззвучном плаче станут слезы единения салютцем, склеив года неполноценности в одну мечту нелепую, на свет явившейся нечаянной поллюцией
но яблоко раздора даст семена обильные как просо, однажды все страдания и шоки на свет взойдут красивой прозой, и под дизайнерской обложкой и именем подбитым ветерком издательскою рожи, укроется столь неприлично строгое название: “Хрестоматия невроза”