***
Пугливо отражаются шаги
мощёной улочкой.
Безлюдно -
и прохладно,
в такой-то зной.
Надменного слуги
я госпожа,
отшельница в заплатах,
ступаю робко.
Я незваный гость.
"Явилась!.." -
глаз мозаика метнула,
жаре под стать,
калёный белый луч.
И "все свои" зашикали:
"Добро...
добро пожаловать..."
И створки
дверей
раздвинули
в подобии приличья.
Вот искусство:
клевать по-птичьи.
Варщики свечей,
стекла и мыла,
сборщики монет
из серебра и золота,
спешите.
Наместники, правители,
узрите
чудо.
Только в этот час
и лишь для вас
на площади Хвалебной
проездом из Бахчисарая в Геную,
в бассейне
дела рук умельцев Вены -
всенепременно ваша
госпожа
Ундина!
...Флёр гуталина
у неприметной лавки.
Пара голубей
разбила воздух
злачного приюта.
Качнулась тень
из розового брюта,
и зазывала разевает рот:
"Не проходите мимо".
Славный год.
В почёте был бурбон.
На долгом рейде
стояли англичане.
Им на флейте
о девушке безвестной
свой канон
играл угрюмый турок.
И Трёхзимьем
и однолетьем
та звалась страна,
откуда ветер дул,
её видавший
смутно.
Всенепременно ваша...
Как тогда,
заплыли города
китовьим жиром,
расплавились от зноя
дней стада.
Она пришла напомнить
о неволе
и о страстях.
"Надменный мой слуга,
слагаю я с тебя
обет служенья.
Ты волен более
не называться тенью
паденья моего.
Пустынный суховей
разносит тут
тревоги и волненья.
А местные желают представленья
скупых дождей."
И с тем... присела,
будто не живая,
под ресторанный полог,
дорогая
вещица из отменного стекла.
Её ничья не тронула рука.
Никто не ведал,
по каким канонам
в округе - то туман,
то облака.
Толпа неспешно взоры отводила
от пыльного янтарного хвоста
и думала,
русалка иль ундина
солонка та.