На берегу очаровательной речушки,
Где небо тонет в зеркале воды,
Рябины шепчутся – кудрявые подружки,
Была полянка дивной красоты.
Там пела иволга и пёстрая кукушка
Всем обещала много добрых дней.
Ночами дружно квакали лягушки.
Хрустальный бисер сыпал соловей.
А воздух пахнул спелой земляникой,
Полынью горькой, мятой луговой.
И уголок – осколок жизни дикой,
Не тронут был ни шиной, ни ногой.
Но вот однажды в тихий день июля,
Когда уже сошла с травы роса,
Покой природы чистой захлестнули
Цивилизации шаги и голоса…
И отрывалась там компания лихая –
Гудел шалман до самого утра.,
А децибелы, ни на миг не умолкая,
Долбили так, что передохла мошкара.
Рыдали струны на расстроенной гитаре.
То волосатый очумелый господин,
Блатные песни до рассвета шпаря,
Ревел, как возбуждённый бабуин.
А женский визг и дикий хохот пьяный,
Да грязный мат под смачное пивко,
Всю ночь витал над бедною поляной
И по воде был слышен далеко…
Но всё проходит рано или поздно.
Снялась орда уставшая домой.
И нет идиллии уже под небом звёздным.
Помойка там с пожухлою травой.
Из муравейника сожженного торчали
Две головёшки и не слышно пенья птиц.
Ромашки нежной глаз поник печально,
Лишившись белых лепестков-ресниц.
У старой липы кто-то так елозил,
Что раздавил шиповника кусты.
А землю взрыл не хуже, чем бульдозер,
Не пожалев природной красоты.
Вокруг валялись стёкла и объедки,
Тряпьё, окурки, разных банок склад…
Так обезьяны, вырвавшись из клетки,
Громят и гадят всё, что углядят.
«Я – человек!» - звучит предельно гордо…
На ветках, у прибрежной полосы,
В картине скотства режущим аккордом
Болтались чьи-то рваные трусы…