Он там живёт, за лесом – я в предлесье,
где меньше ветра, тени и ворюг.
Он говорит, мой дом ещё прелестней
тем, что далёк и надо делать крюк.
Я до, он после – мы живём вокруг
немого леса непролазной скорби.
Название моё, а лес чужой,
затихший зверь с коричной чешуёй,
который бы на раз меня угробил.
Но если бы однажды страх исчез…
сто напрямик коротеньких тропинок
откуда-то я знаю через лес.
А он наверно думает – я инок,
и значит у меня иная скорбь,
и мне важней не реквием, но Моцарт.
Раскрючься, говорю, себя разгорбь!
Смеётся…
В комоде, в тёмной комнате вдовца
находится священная коробка.
В ней платье и бессмертник из венца,
я мерила – прохладное, короткое.
И пахнет хвоей, будто бы из леса,
и цвет хвоинки с патиной белесой.
На днях её возьму и отнесу
в лесную топь, где ей давно и место,
и может затеряюсь в том лесу,
и выберусь ли – тоже неизвестно,
и он тогда отправится за мною,
и мы вдвоём заноем и завоем.
На днях её возьму и отнесу…
Хотя оставлю дома, Бог с коробкой,
но подержу немного на весу
за дружбу сероглазой с кареокой.
Мой юго-запад с северо-востоком
его никак не может разойтись.
Он пережил, оставил позади
гнетущий лес, иссохшие деревья.
А я держу его перед собой,
мой чёрный лес, мой будущий и злой.
И говорю – не время, нет, не время.