ЧУДАК
«Ха-ха!» – говорили друг другу, собравшись в кружок, сосны в лесу, снисходительно, с высоты своего многометрового роста поглядывая на щупленький клён, неизвестно по какой причине примостившийся рядом сними. «Ха-ха». И дружно смеялись.
Да и правда: отчего не посмеяться над чудаком? А то, что клён – чудак, ни у кого уже не вызывало сомнений, тем более что об этом авторитетно заявлял сам дятел. И разве станет совершенно нормальное дерево вслух мечтать о белобрысой берёзке, которая и живёт-то где-то за холмом? А всё этот смутьян-ветер. Сам не знает покоя и другим не даёт: набежал, наплёл былей и небылиц, и был таков. А клён с тех пор ночей не спит, всё шепчет далёкой берёзке о своей любви, всё тянется вверх, стараясь увидеть хотя бы одну веточку, только одну веточку своей мечты.
«Ха-ха!» – смеются сосны. – Неужели он не понимает, что не быть кукушке ястребом?».
И лишь маленькая ромашка, забывая подставить свою шляпку солнцу, сочувственно вытягивает зелёную шейку и ободряет влюблённого. А тот медленно, упрямо тянется вверх, вверх, вверх…
Кто знает, может быть, этот чудак и увидит свою мечту…
СНЕЖИНКИ
Высоко-высоко над землёй встретились две снежинки. Встретились и разговорились.
«Слушай! – сказала одна, которая была побольше и попрактичнее. – Что бы ты хотела увидеть на земле?».
«Не знаю, – ответила другая снежинка, – не знаю. Но мои старшие подруги говорили, что самое лучшее там, внизу, – это тёплая ладонь человека». Она была наивной и хрупкой, маленькая снежинка, и совсем знала жизни.
«Фи!» – презрительно повела плечом вторая снежинка. Она ещё что-то хотела добавить, но совсем близко увидела крыши домов, дорогу и стала прикидывать, куда бы ей удобнее лечь. Выбрала тихий, уютный сугроб около сарая, и, поёживаясь от удовольствия, опустилась. Потом огляделась неторопливо: где же её лёгкая соседка?
А маленькая снежинка увидела человека. Это была девушка в голубом лыжном костюме и вязаной шапочке. Она улыбалась, запрокинув голову и подставив небу узкие ладони. Сердце у снежинки забилось сильно-сильно. Она слегка притормозила крылышками и мягко легла на протянутую ладонь. Затрепетала, вспыхнула счастьем, глубоко вздохнула и… растаяла, заблестела крошечной прозрачной каплей, в которой отразилось солнце и блестящие восторгом глаза девушки.
А другая снежинка долго ещё лежала за сараем среди таких же, как и она, практичных снежинок. И долго ещё, сожалеющее покачивая начавшей седеть головой, рассказывала новым подругам о короткой и горькой судьбе своей воздушной попутчицы. И только иногда, в долгие от бессонницы ночи, она молча (чтоб, кой грех, не подслушал кто-нибудь) и печально говорила себе: «Ну, что я тут лежу? Ох-хо-хо! А ведь та маленькая прелестница узнала в жизни что-то такое, чего нам уже никогда не увидеть…». Поднималась на носках, долго смотрела в холодные глаза звёзд. Потом ещё глубже зарывалась в сугроб и задрёмывала.
А скоро заплакала зима, пролилась тысячью мутных ручейков. И практичной снежинки не стало. Правда, никто этого и не заметил.
ЛИПОВЫЙ ЛИСТОК
Он был самым обыкновенным листком, к тому же липовым. Но среди своих собратьев по дереву отличался непомерной гордыней и сварливым характером. Ему всё время казалось, что его затирают, не дают простора, не замечают или стараются не заметить, какой он нужный. А когда усталый путник, отдохнув в тени дерева и набравшись сил, поднимался, чтоб отправиться дальше, и благодарил липу за приют, один гордый листок не отзывался. Он только пыжился и говорил соседям по ветке: «Нет, вы только подумайте: ни слова лично мне, будто это не моя тень прикрывала его от солнца».
Но однажды налетела буря, сорвала гордый листок, закружила и бросила в лужу. Он кричал, захлёбывался, опять кричал, потом затих. Лежал и думал: «Пропала липа. Разве все листья дерева дадут такую тень, какую мог дать я?».
А скоро и солнце выглянуло. Бросило оно пучок лучей на липу, и протянулась от дерева ровная, мягкая тень. Увидел это гордый листок, сморщился, посерел. Оглянулся на собственную тень и ещё больше сморщился: она была такой же коротенькой, как и он сам. Вздохнул глубоко и с горечью прошептал: «О, если бы сейчас опять очутиться на старом месте. Моя тень тогда, конечно же, не была бы такой маленькой».
Он так ничего и не понял, этот липовый гордый листок!
«Дзержинец». 11.08.1973