В Третьяковской галерее

Каверина Нина Ивановна
В тишине чуть слышен шорох ног.
В залах броуновское движенье.
Связывает всех волненья ток:
пред тобой великие творенья.

Кто-то близко подошел – назад:
Струйская… её поэт увидел*.
Сколько лиц со стен на нас глядят!
На Руси осталась их обитель...

В новом зале царствует Крамской
и его Христос в пустыне дикой,
в бедном одеянии, босой,
с опечаленным, уставшим ликом.

Пальцы заплелись в тугую связь.
Знак решимости? Суровой воли? 
Над душой лишь собственная власть
встать на путь страдания и боли.

Не могу уйти. Я с ним одно,
та же мука в сердце проникает.
И хотя подняться не дано
до него, нас что-то возвышает.

Иисус. И просто человек
на распутье долга и желаний.
Ставит те загадки жизни бег
каждому в годину испытаний…

Нет величия – смиренье и покой.
Есть величие! Но высоты другой.



*     Ты помнишь, как из тьмы былого,
       Едва закутавшись в атлас,
       С портрета Рокотова снова 
       Смотрела Струйская на нас.
                (Н. Заболоцкий)