Неба купол был пепельным, скорбным,
Были листья хрустящи вдвойне -
Увядающи были вдвойне;
Была ночь, был Октябрь холодным,
Год забыт был, без значимых вех.
Это было у озера Обер,
У туманов лесистого Вейр,
Ниже влажного озера Обер,
Средь деревьев нечистого Вейр.
Как-то здесь, я бродил вдоль Титанов
Кипарисов – и рядом мой дух;
Кипарисов – и рядом Психея, мой дух.
То был день, когда сердце дышало вулканом,
Словно реки огня, что текут,
Беспокойною лавой текут,
Как потоки их серы, что с Яна
Прямо в Северный Полюс текут
(Он кряхтит всякий раз, когда с Яна,
В его земли потоки текут.)
Разговор наш был важным, серьезным,
Мысли были дрожащи, в тоске,
Мысли прошлого были в тоске,
Мы не знали, что поздняя осень,
Не заметили ночь всех ночей
(О действительно, ночь всех ночей!),
Не заметили тусклое озеро Обер
(Хотя как-то однажды спускались к воде)
Мы забыли и озеро Обер,
И деревья нечистого Вейр.
И сейчас, когда ночь увядала,
Звездный компас приветствовал утренний лик,
Звездный компас предсказывал утренний лик;
Вдалеке небо тихо рождало
Жидковатый, расплывчатый диск,
Удивительный месяц рогатый
Из него с двоерожьем возник,
Бриллиантами вышитый месяц Астарты,
Двоерожьем отличный от многих других.
И сказал я: "Теплее Дианы,
В небе вздохов кружится она,
В землях вздохов пирует она;
Она видит, что слёзы идти не устанут
По щеке, что живыми червями полна.
И плывет к нам вдоль звездного Льва
Чтобы светом у млечной канавы
Показать на тропу в неба храм,
Воды Леты покоятся там,
Яркоглазым своим, несмотря на
Звёзды Льва, посветить взглядом нам
Из-за логова Льва, приплыла к нам,
С белоокой любовью она.
Но Психея, подняв вверх свой перстень
Лишь сказала: «не верю я свету звезды,
Жаль, не верю я бледности этой звезды.
Поспешим, не задержимся здесь мы!
Ох, лети! Полетим! Мы должны!"
В страхе молвила; крыльям же плесться
Позволяла по грязям земным.
В муке всхлипнула; перьям же плесться
Позволяла по грязям земным,
Так печально по грязям земным!
Отвечал я: - "Все это - лишь грёзы,
Так идем же на трепетный свет!
Окунемся в прозрачный сей свет!
Лучезарен пророк благородства,
Красотой и Надеждой сей ночью согрет.
Посмотри! – он в мерцания ночи одет;
Ах, мы может им верить, серьёзно!
Знай, дадут они верный ответ!
Можем верить мерцающим звёздам,
Что не могут не дать нам ответ,
Пока ночь льёт мерцающий свет" -
Утешал я Психею, целуя,
Извлекал её хмурости плод,
Поражал её хмурости плод.
Всю аллею прошли мы, тоскуя,
Но привлёк нас к могиле проход.
К некой важной могиле проход.
«Расшифруй же, сестрица» - молю я -
«Что за надпись скрывает проход?»
"Улялюмы..." - в ответ: - "Улялюмы..."
Склеп утраты твоей - Улялюмы!"
Стало сердце бледно, беспокойно,
Стали листья хрустящи, вдвойне -
Увядающи стали, вдвойне.
Я вскричал: - «ведь Октябрь холодным
Был в тот год и в ту ночь всех ночей!
Я спускался – спускался я к водам...
Бремя страшное нёс к этим водам,
В прошлогоднюю ночь всех ночей!
Что за бес меня вёл к этим водам?
Что за демону было угодно
Заблудить меня светом лучей?
Да, узнал теперь тусклое Обер
И туманы лесистого Вейр!
Да, узнал теперь влажное Обер,
И деревья нечистого Вейр".
И тогда мы, - вдвоем мы - шепнули:
«— Может быть это нечисть лесов? —
Эта жалкая нечисть лесов -
Заперла нам наш путь, и свернула
От хранящейся тайны лесов —
От того, что в пучине лесов?
Что за спектр они притянули
С лунных душ, с их предадских оков —
Сей планетный, греховно сияющий улей
С душ планетных, с их адских оков?»