2 Книга Царств, 13 глава
Авессалом, красавец, сына Давида,
Имел сестру изысканного вида.
И не было в те дни подобной ей
Во всей стране средь прочих дочерей.
Родители - Фамарь ей имя дали
И дочери лишь радости желали,
Но получилось все наоборот:
Был опорочен сыном царский род.
В нее влюбился царский сын, Амнон.
Поправ в душе родительский закон,
Хотел он взять невинную на силу,
Себе копая скорбную могилу.
И грех его коварный одолел,
Амнон в страстях греховных заболел
И сделать зло сестре никак не мог,
Но друг ему, негодному, помог.
Ионадав, коварный сын Самая,
Глухую боль Амнона понимая,
Негодный злоумышленник, хитрец
Просил его: Скажи мне, наконец,
И от чего ты с каждым днем худеешь,
Тоской и болью в сердце богатеешь?
Ни ешь, ни пьешь, открой мне твой секрет,
И я найду беде твоей совет.
Амнон ответил: Плоть моя скорбит,
Я потерял и сон и аппетит
И от недуга высох, как солома,
Влюбился я в сестру Авессалома.
Хочу любовь с красавицей иметь,
Нет больше сил бороться и терпеть.
И отвечал ему Ионадав,
Царя своим безумием поправ,
Гонимый ветром пагубным, шальным:
Ложись в постель и притворись больным.
Лицом прими печальный, скорбный вид,
Когда придет к тебе отец Давид
Тебя в твоей болезни посетить
И о твоих желаниях спросить.
Скажи ему: Фамарь, моя сестра
Пускай придет одна ко мне с утра
И приготовит пусть при мне еду,
Мою облегчит тяжкую беду.
Из рук ее я с радостью поем,
А нет – исчахну и умру совсем.
И заглушая похотью тревоги,
Амнон тогда пошел в свои чертоги.
И притворившись недугом сраженным,
В свою постель он лег изнеможденным.
Пришедшему отцу на посещенье
Амнон сказал: Отведать угощенье
Хотел бы я из рук моей сестры,
А то умру в болезни без поры.
Прошу тебя, отец мой, перед небом
Накормит пусть Фамарь больного хлебом.
Пусть испечет лепешку, или две,
И боль глухая стихнет в голове.
Давид беды в том не предугадал
И дочери с любовью передал:
Сходи, Фамарь, сегодня в дом Амнона
И накорми лепешками больного.
Пришла Фамарь к Амнону, он лежит
И похотью объятый весь дрожит,
Его объяла пагубная сила.
Фамарь при нем вот тесто замесила
И на огне лепешки испекла
И с радостью Амнону принесла.
Поставила пред ним сковороду,
Не чувствуя коварную беду.
Но прежде чем отведать угощенье,
Он дал своим служанкам повеленье:
Уйдите все, мы будем здесь вдвоем,
Наедине мы время проведем.
И все ушли, а он сказал Фамари,
Подобно псу, подобно дикой твари:
Хлеб отнеси во внутренний покой,
Покормишь там меня своей рукой.
И девица, не прекословя брату,
Предавшего себя на власть разврату,
Уносит хлеб во внутренний чертог,
Таков был той истории итог.
Она хлебы пред братом положила
И ласково, с любовью предложила:
Забудь про все, возьми мои лепешки
И съешь при мне все, до последней крошки.
Я сделала все так, как ты просил,
Но он ее, несчастную, схватил
И прошептал: Любовь моя, сестра,
Настала долгожданная пора
Тобою наслаждаться до утра.
Отдай мне все, что в твоем сердце есть:
Любовь твою, мечты твои и честь.
Фамарь сказала: только не сейчас,
Не делается так в стране у нас.
Куда пойду я от тебя без чести?
Во все концы пойдут об этом вести.
И ты безумцем будешь до конца
В глазах народа и в глазах отца.
Безумия со мною не твори,
А лучше, брат, с отцом поговори.
И он отдаст меня тебе женой,
Не совершай насилья надо мной.
Но тот совету умному не внял
И грубой силой девицу он взял.
Он жадно изнасиловал ее,
Испив до дна греховное питье,
Попрал ее, унизил и обидел
И, кончив дело, вдруг возненавидел.
И ненависть, кипящая в крови,
Теперь была сильней его любви.
И приказал униженной Амнон:
Вставай скорей и убирайся вон.
Меня прогнать и выставить за дверь –
Гораздо хуже первого теперь, –
Ответила насильнику она.
Но он бесился, словно сатана.
И крикнул злобно отроку, как зверь:
Прогонишь эту и закроешь дверь!
Погасла в сердце юности надежда,
Осталась только яркая одежда,
В которой ходят дочери царя.
Пришла сюда она, к Амнону, зря.
И отрок вывел плачущую вон,
Как повелел невольному Амнон.
И бедная одежды разодрала.
Идя домой, в отчаянье рыдала,
На голову себе насыпав прах.
В душе позор, безвыходность и страх.
На голову положив свои руки,
Она вопила, умножая муки.
Не трудно было брату догадаться,
Кто над сестрой посмел вдруг надругаться.
Ее спросил в негодованье он:
С тобою был никак наш брат, Амнон?
Молчи теперь и так не сокрушайся
Об этом деле. Богом утешайся.
Амнон – наш брат, но за такое брату
Я подыщу достойную расплату.
И бедная Фамарь, скорбя о том,
Пошла одна к Авессалому в дом.
Там и осталась бедной, одинокой,
На сердце юном с раною глубокой.
И потекли по всей округе вести:
Амнон Фамарь насильно обесчестил.
Когда Давид услышал, что случилось,
В нем сердце гневом праведным забилось.
Авессалом же после этих дел
Встречаться с братом больше не хотел.
Его он всей душой возненавидел
За то, что он сестру его обидел.
Прошло два года долгих, наконец
Пришла пора на землю стричь овец.
Авесалом имел свои стада
В Ваал-Гацоре и теперь туда
Решил собрать он царских сыновей,
Чтоб скрытый план осуществить скорей.
Обдумав все, идет Авессалом
К царю-отцу с идеей в царский дом.
Приветствуется: Мир тебе, отец,
У нас теперь стрижение овец.
Итак, отец, теперь желаю я,
Чтоб все твои лихие сыновья
И ты пошли со мной к подножью гор
На этот труд большой в Ваал-Гацор.
Но царь ответил ласково ему:
Идти всем нам на стрижку ни к чему
В Ваал-Гацор всем нам к твоим стадам.
Тебе мы будем только в тягость там.
Зачем, мой сын, обременять тебя? –
И сына царь благословил, любя.
Авессалом, – настаивал, отец, –
Ты знаешь, сколько у меня овец.
– По крайней мере, пусть пойдет Амнон,
Мне очень сильно будет нужен он.
Давид не хочет сыну поддаваться:
Амнон ведь должен в городе остаться.
Зачем тебе он нужен на стриженьи?
Но после утомительных прошений
Давид меняет прежнее решенье:
С тобой пойдут мои все сыновья,
Останусь в доме ныне только я.
Своим же отрокам Авессалом сказал:
В Ваал-Гацор я вас для дела взял.
Вы за Амноном пристально глядите,
Приказа моего не пропустите.
Лишь станет он веселым от вина,
Не бойтесь только, вся на мне вина.
Я вам скажу: Амнона поразите.
Тогда свои мечи в него вонзите.
Не бойтесь, будьте смелыми в тот час.
Вы ни при чем здесь, это мой приказ.
И поступили, как сказал Авессалом,
За зло Амнону отплатили злом.
Пока они Амнона поражали,
Все остальные братья убежали.
Верхом на мулах, в страхе, кто куда,
Чтоб не настигла также их беда.
Укрылись от обидчика из виду,
А через время донесли Давиду:
Авессалом всех царских сыновей
Убил мечом, безжалостный злодей.
Ни одного, к несчастью, не осталось.
От этой вести сердце болью сжалось.
И встал Давид и разодрал одежды,
Погасли в сердце царские надежды.
Наследники убиты, он упал
И в скорби безутешно зарыдал.
И слуги все, что рядом с ним стояли,
Свои одежды тоже разодрали.
Но сын Самая, тот Ионадав,
Заранее о всех делах узнав,
Сказал Давиду: не печалься, царь
Убили лишь Амнона за Фамарь.
А остальные скоро будут тут,
Они живыми все сюда бегут.
Не думает пусть так мой господин,
Что все убиты, лишь Амнон один, –
Ионадав Давида утешал.
Авессалом же, мститель, убежал.
И вот на страже отрок-часовой,
Поднял глаза и видит пред собой:
Толпа бежит по горному по скату,
Бегут, кто не пришел на помощь брату.
Тогда сказал царю Ионадав:
Как видишь, царь, твой раб был снова прав,
Все так и есть, как сердцем видел я.
Едва сказал он это, сыновья
Вошли во двор, и не могли стоять,
Упали все и стали вопиять.
И сам Давид, и все рабы, и слуги,
Свои на голову повергнув руки,
И воплями, рыданием и стоном
Оплакивали бедного Амнона.
Авессалом же, поступивший худо,
Бежал к Фалмаю, сыну Емиуда.
Фалмай в то время был царем Гессура.
И у него убийца как под шкурой,
Запрятался от братьев, от отца.
А царь Давид рыдает без конца,
Печалится о сыне день и ночь,
Никто не может бедному помочь.
Авессалом три года укрывался,
Давид же год за годом порывался...
И вскоре все забыл, на ноги встал,
Но мстителя преследовать не стал.
Ноябрь 2017 год, Сиэтл
В доме Ромы Пиредерея