Апрель, воскресенье, раннее утро. Двери холодного сельского клуба широко открыты. С разных концов деревни к клубу стекается сельский люд. Женское население сплошь в сэконд- хэндовских обновках – шоппингуют в местной лавочке у предпринимательши Серафимы. Приятельские отношения с нею гарантируют приобретение, по её выражению, «эксклюзивных» отголосков зарубежной моды. Мужики сплошь в камуфляже - привоз из Одессы другой предпринимательши - Веруньки, снабжающей деревню турецкими спортивными штанами, майками и камуфляжными костюмами. Камуфляжки особо любимы ввиду своей немаркости и придания военной лихости их носителям.
Напротив клуба также широко открыты двери сельского частного магазина. На его пороге, предвкушая щедрую выручку, стоит румяная, нахальная продавщица Глафирка. Она, игнорируя досадливые взгляды проходящих баб, приветливо улыбается плотоядным выражениям лиц здоровающихся с нею мужиков.
Сегодня в селе самые главные выборы- владельцы коров избирают на время выпаса пастуха для своего стада. А это вам не выборы президента. Страна большая и всехняя, а коровёнка- своя, кормилица, денег немалых стоящая. С президентом ошибся, но как-то и обойдётся, а с пастухом прогадать – себе накладно будет. Корова для семьи – это тебе и заработок и еда на столе. Хоть и по бросовой цене принимают молоко заезжие молокоприёмщики, а всё же каждую неделю свежая копеечка в кармане. Есть чем и за свет заплатить и ребёнку в школу с собой на завтрак дать. Работы нет, а жить нужно, вот и перекочевало постепенно колхозное стадо в личные дворы. Где по одной, а где и по пять-шесть рогатых появилось. Под имущественные сертификаты выкупленные, втридорога оцененные ловким правопреемником бывшего колхоза, коровёнки вытянули деревню в лихие перестроечно- оранжевые времена. Поэтому к выборам пастуха деревня относится со всей своей гражданской ответственностью и хозяйской придирчивостью.
Зал в клубе полон, из дверей потягивает дымком, мужики перед собранием докуривают свои сигареты, женщины тихонько переговариваются, обсуждая последние новости. Молодёжь украдкой фыркает при виде бывшей агрономши Аглаиды Кузьминичны, явившейся в пыльном парике выпуска 1980 года. Парик, одеваемый ею ранее на партийные собрания, теперь знаменует самые торжественные мероприятия, типа сегодняшнего.
В президиуме с унылым видом сидит сельский голова Николаич, коров, по городской привычке не имеющий. Рядом восседает его верный секретарь – бывшая зоотехничка Алексеевна. Она по утрам и вечерам дома является дояркой трёх бурёнок, а в течение рабочего времени – государственной служащей и сельским бюрократом.
Николаич, глядя со сцены на усаживающихся односельчан, с тоской думает о том, что, скорее всего, осенью предстоят очередные выборы в органы. И прокатят его, как пить дать, а до пенсии еще три года. Не помогут ни выдранный с кровью в районе автобус для школы, ни отремонтированная крыша вот этого клуба, ни огороженное, наконец, сельское кладбище. Потому что - служба у него клятая – тому кислород с металлоломом перекрыл, другого за потраву наказать пришлось. Опять же точки со спиртным – война сплошная. А ведь деревня - несколько кланов, одного затронул, всё семейство косо смотрит. И прибегут голосовать те, кто точно - «против», а те кто «за» – дома отсидятся. Это же не пастуха выбирать, а голову нищего сельсовета, от которого и толк, по их мнению, только, что - справку какую получить. И не расскажешь никому, что по ночам голова пухнет - как без денег учебный год дотянуть: уголь на исходе, бензин на подвоз кончается, бухгалтерша каждый день заявление в нос тычет. А молодых да рьяных претендентов на кресло - уже пятеро - нахрапистые, по телевизору наученные, как речи толкать. Хорошо Алексеевне, успела пенсию заработать, ей и выборы не в тягость, пойдёт себе дальше своих коров доить, да внуков нянчить.
Тем временем народ уже волнуется и пора начинать собрание. Желающих пасти коров - несколько, но из них ежегодной и постоянной является кандидатура Киргиза.
Киргиз появился в селе лет семь назад. Привезла его из поездки к сыновьям на Урал бабка Чернявчиха. Подобрала в Москве на вокзале. Чем он подкупил хохлушкино сердце, так и осталось неизвестным, а она не считала нужным объясняться. Обладала характером скверным, но человеком была, видно, добрым. Документов у Киргиза не было, звали его Юлдаш, но об этом знали только в сельсовете, а в быту закрепилась кличка Киргиз. Молодой участковый Сашко попытался было принять административные меры к беспаспортному, но Чернявчиха его быстро обломала, и при молчаливом попустительстве сельсовета, Киргиз так и остался незарегистрированным и неучтённым жителем деревни и ничейным гражданином. Местного русско-украинского суржика он почти не знал, зимой и летом ходил в потрёпанной тюбетейке и ватнике, кличку своим видом вполне оправдывал. Возраста был неопределённого, лицом напоминал печёное яблоко, поэтому тянул и на пятьдесят и на восемьдесят годков. Зимой подрабатывал Киргиз на частных подворьях – кому навоз в сарае почистит, кому мелкий ремонт окажет. А с весны подряжался в пастухи до конца сезона. Коровы Киргиза понимали. Даже самая противная - Андрейиваныча, не признававшая никого и ничего, гроза деревенских собак, верховодила в стаде только с разрешения пастуха.
Нанимали с начала сезона троих пастухов. И желающих всегда было много, в основном, из безработной молодёжи. Зарплата была неплохая, наличными, налогами не облагаемая. Но вся беда в том, что с июля начиналась крымская беспощадная жара. На толоке, с каждым годом, убывающей, как шагреневая кожа, под безжалостными плугами жадных до земли фермеров, выгорала вся трава. Пастьба превращалась в простой променад под жгучим солнцем. Коровы, спасаясь от оводов и мошки, целый день стояли по брюхо в сивашском мелководье. И только вечером, по дороге к дому, коровы подщипывали сухостой и солоноватые кустики полыни. Хозяйки предъявляли к пастухам претензии, мол, коровы тощие, молоко упало. Жара, мошки, упрёки, да и просто нудное занятие быстро молодёжи надоедали, и в итоге оставался в пастухах один Киргиз. Его, казалось, ничего не угнетало. Сидя на берегу Сиваша, он монотонно раскачивался и бормотал то ли молитвы, то ли песни на своём непонятном языке. Он же умел провести стадо мимо посевов, уберечь от потравы, знал, когда можно пройти по отаве, избежав опасности погубить жадных до молодой зелени коров. Но в первые дни выпаса без помощников было не обойтись, тяжело было удержать молодняк и коров, застоявшихся за зиму. И тут желающих подзаработать приходилось отсеивать путём жесткого отбора.
Собрание началось с объявления повестки дня и быстро превратилось в неуправляемый базар. Кричали все - и хозяева скотины и претенденты. Сначала орали по поводу пастухов. Тут припомнилось всё - и пропущенная в охоте корова и потерянный в прошлом году в плавнях телёнок, попутно были затронуты семейные отношения и пристрастия. В итоге сразу же были провалены несколько первых кандидатур. Затем начались торги о цене за день выпаса. Аглаида Кузьминична, в сбившемся набок парике, схватилась в рукопашную с женой Тишки Топлева, которая жаждала сунуть своего благоверного в петлю пастушьего руководства. Имея на руках пятеро сопливых чад и беспутного ленивого Тишку, она пыталась всеми силами протолкнуть его на вакантную должность. В зале стоял гвалт, лица у всех были красные, каждый старался перекричать остальных. В это же время некоторые особи мужского пола, пользуясь тем, что бабское население занято, тайком ускользали из помещения и отправлялись в гостеприимно открытые двери Глафиркиного магазина. В помещении клуба явно стало попахивать сивухой.
Николаич, пытаясь взять бразды в свои руки, стучал по графину, грозился вызвать участкового, но его попытки были тщетны. Алексеевна, закалённая в дебатах с горластыми доярками на прошлой должности, сосредоточенно строчила протокол, изредка поглядывая поверх очков в зал. В особо интересных местах, услышав красочные выражения, она переставала писать и в восхищении качала головой. Бывший руководитель бывшего отделения бывшего же колхоза- миллионера, она, по своему богатому опыту проведения собраний, прекрасно знала, что произойдёт дальше:
Самые главные выборы в селе состоятся и обойдутся одним туром. Через часок все выдохнутся и утихомирятся. Определятся и цена и условия выпаса. Аглаида Кузьминична поправит свой парик и сделает командирским голосом предложение избрать таких-то и, конечно, Киргиза. Собрание единогласно, за исключением отвергнутых, проголосует, и все дружно потянутся к выходу. Мужики прямым ходом направятся к Глафирке в магазин, бабы ещё будут по дороге доругиваться и выяснять отношения. Тишкина жена надаёт Тишке тычков и попытается утащить его мимо Глафирки домой. Ход собрания в течение недели обрастёт всякими интересными домыслами и подробностями. После вечерней дойки кое-где возникнут боевые действия местного значения. Глафирка обретёт с десяток должников, которым щедрой рукой припишет довесок к долгу.
А завтра, ранним утром, Киргиз – невольный гарант сельского благополучия, примет у хозяек их рогатых кормилиц и погонит стадо на зелёное и, по весне, щедрое пастбище. И снова услышит крымская степь чужую печальную песню-молитву, которую будет монотонно напевать этот странный человек в выгоревшей тюбетейке и заштопанном ватном халате…
2009г, Крым, Украина.