ПРОГУЛКА ПОСЛЕ БОЛЕЗНИ
День кончается морозный.
Дом весь розовый, до пят.
На дворе ещё не поздно –
«Сколько время?» «Где-то пять».
Вверх – каскад пожарных лестниц.
Рядом двухэтажный клён.
После месяца болезни
мир как будто обновлён.
Я болел, не мог подняться,
выгорая изнутри.
А сейчас в кустах акаций –
«Быть не может! Снегири!»
Снег повсюду. Ветка треснет.
Наледь блещет на ларьке.
Мы умрём, затем воскреснем
в час, неведомый никем.
Я не то, чтоб встал из гроба,
просто хворь ушла, как дым.
Что тут скажешь? Это – проба
перед действом мировым.
ПОДСЛУШАННЫЙ СЮЖЕТ
Ни так, ни сяк, хотя сижу давно...
В том смысле, что не пишется совсем.
Сижу, смотрю в январское окно –
ни птиц, ни НЛО, ни прочих тем.
А у соседа всё наоборот:
возня, девичий шёпот, ха-ха-ха.
Я видел, как впорхнул к нему Эрот.
С мороза, с голой жопкой, впопыхах.
Что делать мне? Ни строчки на листе.
Впустую бьюсь часов, наверно, шесть.
О, вспомнил, суп остался на плите.
Хороший суп. Пойти его поесть?
Ага, поел! Я думал, я мечтал:
покой, скатёрка, супа аромат...
Но за стеной устроили скандал –
орут чего-то, стульями гремят...
Не в радость мне на блюде ветчина.
Не в радость мне печёночный паштет.
Я слышу, как заплакала она.
Зачем обидел девушку сосед?!
Не зли меня, ещё хватает сил,
чтоб взять и постучаться к вам домой...
Сосед как будто музыку включил.
Да, точно – Сальваторе Адамо...
А за окном уставший трактор полз,
снег медленно летел, почти что плыл...
Снег поглотил шумы гигантских звёзд,
а также скрипы маленьких светил.
Утихли страсти. Сделалось тепло.
Пришла на память рифма: сон – спасён.
Я подышал в оконное стекло –
и написал два слова: «финиш», «всё».
БРАТ ПО РАЗУМУ
В жизнь мою и в чужую, по-разному,
но с любовью к привычному делу,
незаметные братья по разуму
подбирают оттенки умело.
Подбирают не только оттенки.
Юность, речку, отца на мопеде.
Межквартирные тонкие стенки.
Шум друзей, недовольство соседей.
Подбирают на утро похмелье.
Крепкий чай, по старинке, на блюдце.
Горе, радость, болезни, веселье.
Даже девушки им удаются.
Этот мир мне ни в чём не отказывал.
Но в единственном крепко обидел.
Ведь не встретил я брата по разуму,
чтоб, как я понимал бы и видел.
Не различных ушлёпков зелёных,
что уфолог боится, но ловит.
А того, кто дал чёткость Брессону.
А того, кто дал кротость Рублёву.
У меня под рукою фрагменты,
и фрагментами я обеспечен.
Вот смонтирую киноленту –
там его, на показе, и встречу.