О Бенционе (без уважения)
Как только Беня выскочил из «зоны»,
так сразу начал хаять и вопить,
шо прохиндеи Шмуклер с Меерзоном
должны его отсидку оплатить.
Он нанял их, как шустрых адвокатов,
имея свой законный интерес.
Но эти лохи, поимев зарплату,
без нужных мер продули весь процесс.
Они пытались на суде сначала
смягчить жестокий Бенин приговор.
Но прокурорша-гидра доказала,
шо Бенцион бандит и также вор.
И шо напав на кассу ресторана,
он вёл себя не как интеллигент,
а как босяк, стреляя из нагана
и распугав весь местный контингент.
А как менты приехали, так тут же
укрылся срочно в «дамский павильон»
и, в унитазе утопив оружье,
сел на биде,крича, шо он не он.
И так была та дама непреклонна,
твердя, что Беня – всенародный враг,
шо опровергнуть Шмуклер с Меерзоном
её наветы не смогли никак.
И Беня вновь поехал под конвоем,
шоб на повале искупать свой грех,
пообещав на сходке, шо те двое
ему ответят за лихой огрех.
И уж когда он вышел, весь свирепый,
такой ужасный, с кодлой боевой,
то Шмуклер тут же в заграницу съехал,
а Меерзон остался, боже мой!
Ведь у него квартир имелось восемь,
и особняк в четырнадцать колонн,
а в гараже два «Бентли», три «Роллс-ройса»,
и в тайном сейфе евров миллион.
И вот его-то Беня взял за глотку,
к тому же был нотариус при нём,
и адвокат с большою неохоткой
отдал им тот же скрытый миллион,
переписав на Беню и «Роллс-ройсы»,
и - со слезами - дачный особняк,
в душе подумав с явным беспокойством,
шо он как будто стал слегка бедняк.
А Бенцион устроил новоселье
уже в своём теперь особняке,
позвав друзей на данное веселье,
шоб погудели, как на сходняке.
И там, конечно, были Моня с Соней,
и Беня всем кричал, шо Моня – брат,
но пока Моня шпилил на тромбоне,
тот Беня к Соне совершил подкат.
А Соня тут же выдала кокетство
прилежно строя Бене нежный глаз,
но Моня нервно уловил злодейство
и стал тромбонить этих двух зараз.
И шо там было, ой же шо там было,
такой возник всеобщий «политес».
Бил Моня Беню, Моню Соня била,
а Ванька Гопник к Бене в сейф залез.
Однако, чем закончилась, не знаем,
та драма в духе гибели Помпей,
поскольку безвозмездно завершаем
весь этот эксклюзивный эпопей.