Светлой памяти моей матери, дошедшей с боями, в годы войны, до Берлина и всем участникам ВОВ посвящаю:
ЖИЗНЬ ПРОЖИТЬ – НЕ ПОЛЕ ПЕРЕЙТИ.
Когда я в гости к маме приезжал,
То радость наполняла мою душу!
В её я доме находил причал,
Своей истерзанной судьбой душе!
Она бежала хлопотать на кухню.
Я пыль дорожную смывал,
И глядя как она хлопочет,
Невольно детство вспоминал.
Садились вместе мы за стол.
Я ел она лишь на меня смотрела!
Я с болью в сердце замечал,
Как моя мама постарела!
Затем мы выходили на балкон.
Садились взяв друг друга руки!
Я на неё смотрел и вспоминал,
Как ласковы в морщинах-её руки!
Ночь нас окутывала тёплым одеялом!
На нас смотрели звёзды не таясь!
Моё мы детство вспоминали,
И долго говорили счастливо смеясь!
И шёпот ночи слушали спокойный.
Суть мироздания стала мне ясна.
Судьбу я клял за то, что мама,
На старости живёт одна.
Под утро в комнату мы шли.
Она брала альбом семейный.
И свет-как молнию, зажгли.
Я снова в детстве, не было сомнений.
Она рассказывала тихо.
Порой катилась слеза из глаз.
И в памяти моей вставала,
Вся жизнь её-о ней сей сказ:
Вот пожелтевшее фото.
На нём с женою муж и дочка на коленях,
То мама с папою её. Двадцатые года.
В то время было много изменений.
Отец её, мой дед,
Защитник был Советской власти.
Он Партией направлен был в Стерлитамик,
Там был убит врагами власти.
Мать умерла спустя четыре года.
Осталась девочка одна.
Когда началась война,
Ей было лишь шестнадцать.
На курсы медсестёр пошла она.
Как весь народ,
Стремилась на фронт!
Но лет ей было мало.
Но вот минуло восемнадцать,
В тяжёлый сорок третий год!
Как все в тылу она не захотела оставаться.
С подругами на фронт она идёт!
В санбат определили медсестрой.
Но звали все её: сестрой,
Сестрицей, Машенькой,
За тем сержантом, старшиной.
Был бой!
Жестокий, смертный бой в сорок четвёртом!
Фашиста гнал народ с земли родной!
Громил врага рукою твёрдой!
Враг рвался из кольца,
Как от пожара бегут звери.
Полку приказ был: "Окружить
И уничтожить в дебрях зверя!"
Когда кольцо замкнулось,
Санбат отстал.
Застрял в болотах где-то.
Но раненых он принимал.
В палатке-операционная была.
Врачи уставшие валились с ног!
За скальпель-
Как за жизнь держались!
Часы тянулись-как век!
Когда кроили и латали,
И раны страшны зашивали,
Чтоб снова получился человек!
Одна из групп фашистских прорвалась,
И вышла на санбат не зная,
Что там лишь ранены лежат.
Всю сложность положения понимая!
Пусть не было руки, ноги,
Но были рядом автоматы!
К оружию прицеплены штыки!
И приготовлены гранаты!
А ранены, собрав последние силы,
Где были там и залегли!
И укрепились как могли!
Но бой принять они решили!
И стон умолк!
Лишь скрежет слышен был зубовный!
Шептали губы:-
"Маша помоги, здесь автомат лежит не ровно.
Гранаты рядом положи.
Один патрон себе оставлю,
В кармане адреса возьми,
Письмо родным я сам уж не отправлю!"
Другой позвал: "Сестрица убери,
Кровавый бинт, что глаз закрыл."
А третий:"Дочка посмотри,
Вот здесь я документы всех зарыл!"
Ну а в палатке как и прежде,
Шла операция в надежде,
Вернуть бойца из смерти вновь!
Во круг одни бинты да кровь!
Кровавые бинты стянули раны.
Алели как знамена на бойцах!
И каждый говорил"-
Что помирать нам рано!
Что примем мы последний бой!
Но не дадим земли родной,
Топтать чужому сапогу!
Я буду драться как могу!
Короткий бой был. Но жесток!
От крови мокрый был платок,
Который прикрывал две раны сразу,
На девичьей груди!
Которую ещё ни разу,
Младенца губы
Не касались!
А вражьи пули
Уж впивались!
В них была кровь-не молоко!
Поверьте братцы, не легко,
Увидеть девушку в бою!
Жену, сестру, иль мать свою!
Внезапно бой утих.
Враг не прошёл.
Минула смерть
Лишь четверых!
Три девушки в живых остались,
И хирург, с ранением обеих рук.
Не знаю почему, попали пули в руки лишь ему?
Как специально их искали!
А на столе лежал живой боец!
Последнее творение рук его - венец!
Тут батальон наш подошёл.
Картину страшную нашёл на месте боя он:
Сплелись в смертельном изваянии,
Геройство, мужество и злоба, и отчаянье!
Лишь по бинтам запёкшимся от крови,
Узнать было возможно, где лежат герои!
Записаны все были имена.
Все почести им отдали сполна.
Всем мёртвым бережно глаза закрыли.
В могилу братскую героев тех зарыли!
Они жизнь - Славой увенчали!
Салют-трёхзалпный был печален!
Врагов что не прошли,
Там, где-то рядом, схоронили.
Живым-живое, говорят.
Сидят на фото в один ряд три девушки.
Мужчины двое, по бокам стоят.
Медали на груди блестят!
У офицера-Орден!
Ведь офицером был один,
Хирург, что жизней столько спас!
Глядит серьёзно он на нас!
Ну а Мария чтож? Шёл 45й год!
Из госпиталя вышла,
И снова в полк на фронт, война ещё идёт.
Лишь в Польше полк она найдёт.
Стремилась в полк она ещё за тем,
Чтоб встретиться ещё раз с тем,
С кем радостна была тяжёла фронтовая жизнь.
И от кого под сердцем возродилась новая жизнь!
И снова фронтовые будни,
Уже Гвардейского стрелкового полка!
Он шёл освобождая Польшу,
От лютого фашистского волка.
Но вот в местечке Н-ском,
Полк снова принял бой.
Была равнина пред полком.
За полем лес, который круто в гору лез.
А перед лесом был окоп.
За ним второй и третий.
Фашист впился в них точно клоп.
И нужно было раздавить всех мразей этих.
Кругом были видны прыщи,
Бетонных дзотов, дотов.
В их брюхо как капусты в щи,
Напхали *меньшен тотов.
В ночной стремительной атаке,
Солдаты заняли окоп.
До роты было там бойцов.
Отчаянных героев, храбрецов.
Они остались там одни отрезаны от всех.
И так тянулись долго дни!
Патронов было много и гранат,
Но не было бинтов, еды!
Три дня солдаты там сидят.
Нельзя поднять и головы.
Металл, свинец-живое всё едят,
Огнём ту землю поливая.
Из разных палок и жердей,
Два слова сколотила рота:
"Врача! Еды!"
Патроны не умела есть пехота!
А на снегу были видны,
Бойцы в обнимку с термосами.
Их вражьи мины,
Искромсали!
Там-на ничейной полосе,
Лишь смерть открыто пировала.
Но этого ей было мало.
Всё новых жертв она искала.
Но ту-ничейную полосу,
Что всю войну перед собою видишь,
Я не назвал бы так.
"Нет! не ничейная она!
Она земля родная, наша! На ней за всю войну,
Из крови, мужества, людей-была замешана крутая каша!
На тех полосках тысячи легли!
Нет! Не ничейная она! А-НАША!"
А солнце утренней зарёю, уже четвёртый день зажгла.
Поесть всё рота не могла!
Тогда, Мария, молча встала, одела санитарну сумку, два термоса взяла,
И в ПОЛНЫЙ РОСТ в окоп ПОШЛА!
И удивилось даже солнце!
Ему как было не смотреть,
Когда Российская девчонка,
Шла во ВЕСЬ РОСТ! На верну смерть!
И удивившись - обозлилось!
В глаза фашистам больно впилось.
Взять на прицел её им не давала.
Ведь с нашей стороны оно вставало!
Земля шептала: "Ну! Быстрей!"
Осталось метров десять до окопа,
Когда опомнился фашист, огнём во круг всё поливая.
Бойцы кричат: "Ложись! Ложись!"
Упала Маша, поползла,
Зло термос пред собой толкая!
Слезами землю поливая!
Все руки в кровь разодрала!
Кто жив от роты той остался,
В окоп втащили Машу на руках. Зияли раны на ногах!
А термос с кашей за спиной, осколок разорвал.
Да! Дорого ей этот путь достался!
В испуге вздрогнула гора, крича тысячегласное "УРРРА!"
Поднялся без приказа полк!
И смерчем хлынул на врага!
И выбил зверя из траншей! Как выбивают в бане вшей!
Поэтому наверно говорит народ:
"Что ЖИЗНЬ ПРОЖИТЬ - НЕ ПОЛЕ ПЕРЕЙТИ!"
Чтоб перейти то поле крови в брод,
В РОССИИ только можно ходоков найти!
Лишь только раз я у неё спросил:
"Скажи мне мама, где же мой отец?
В альбоме нету его фото."
Она ответила:
"Ты уже взрослый сын, поймёшь!
Когда из госпиталя выщла второй раз,
Сам Генерал в Берлине, мне орден привинтил,
С медалью рядом!
А командир нам зачитал приказ:
Что девушки уволены в запас,
Кто матерью готов был стать!
Когда придёт священный час!
Василий, звали так отца,
Мне адрес дал, сказал:
"Езжай и жди! Когда вернусь,
То обязательно женюсь."
Глаза засыпало мне перцем,
Когда с тобою я под сердцем,
В далёкий город Украины прибыла,
Среди развалин дома не нашла!
Забот и горя полон рот!
Кругом людской водоворот!
Я снова села в поезд,
И он меня помчал.
В Башкирию, к подруге Верочке!
В санчасти с нею мы служили,
И ранены тогда мы обе были!
И честно Родине служили!
Она мне адрес свой дала,
И долго в гости всё ждала!
И только я приехала туда,
А там случилася беда!
Подруги, Верочки, от ран не стало, и я совсем одна осталась!
В землянку жить перебралась!
В столовую рабочий нанялась!
Слезами вдоволь напилась!
Старик был сторож там один.
Напротив жил совсем один.
Родится, говорил, сынок!
И помогал он мне, чем мог.
И вот настал священный срок!
Хотела я чтоб был сынок!
И Бог мои молитвы услыхал!
Тебя, сынок, он мне послал!
Ноябрь был, год 45й. В землянке холодно, сыро.
Сил не было подбросить дров.
Зажечь свечу уж не могла, последни силы берегла,
Тебя со страхом я ждала!
Очнулась, слышу - ты кричишь, на тряпках голенький лежишь.
От радости я подняла свинцову руку,
Взяла тебя, к груди прижала!
Старалась убаюкать!
К двери к утру лишь подползла,
Длиннее путь, чем до окопа!
Когда услышала шаги,
То крикнула: "Дедуля, помоги!"
С больницы деда нас привёз к себе домой.
Нам был он-как отец родной!
Дед умер. Я его похоронила.
Опять слезами я умылась!
А Родина на фронт труда нас позвала.
Вербовка всех тогда была.
Вот так я на Алтай попала.
Работала врачом и поваром в бригаде лесников.
Минуло десять лет!
И в сердце раны затянулись!
Я Леониду приглянулась, женою стать он предложил,
Я согласилась!
Всё это было на Алтае.
Ой! Что-то много я болтаю.
Пойдём ка чай попьём, сынок!
Балкон закрой, совсем продрог!"
Но не от холода, от злости я дрожал!
И острых слов её – кинжал,
Мне сердце рвало на куски!
Отца я ненавидел! За что он мать мою обидел?
Ведь он же ею был любим?
И сам в любви её клялся?
Узнать бы мне, где он остался,
Тогда б ему я отомстил!
Здесь я хочу сказать мужчинам!
"Будьте Вы мужчины!
И прежде чем под юбку лезть,
Затронув девушки доверчивую честь,
Подумайте о том,
Что будет с девушкой потом?
Ведь девушку легко обидеть!
Потом вас, ваши ж дети будут ненавидеть!"
Но мать сказала: "Нет, сынок!"
(Как будто мысли прочитала,)
Не будь ты в жизни так жесток!
Я благодарная ему за то, что жизнь тебе он дал!
Я всё ждала, что он напишет,
И думала-он полагал – война всё спишет!
Лишь через десять лет,
Узнала я, где он!
Василий, твой отец, снова воевал в Китае!
В могиле братской он лежит в Китае!
И если будешь ты в Китае,
То поклонись ему от нас!
Жизнь свою отдал он за нас!"
Слова её как Божий глас:
С моим отцом,
Объединили нас!
"Скажи мне, мама, в честь кого, ты Павлом назвала меня?"
"Два человека жизни нам спасли, обоих звали Павел!
Тот дедушка в Башкирии!
В Берлине, сержант был автоматчик-Павел!
После Победы, мы по Берлину шли втроём.
Я, майор из штаба и автоматчик Павел.
Нам интересно было знать,
Как жил другой народ!
Мы удивлялися всему:
Порядку, чистоте, достатку.
Зачем им надо было нападать на нас?
Во многом они жили лучше нас!
Вдруг слышу звон разбитого стекла.
Майор упал, кричит: "Ложись!"
Тут очередь из автомата.
Я не могла упасть, а Павел грудью нас закрыл!"
Мы снова вышли на балкон.
В природе есть такой закон,
Что рано утром жизнь – роса,
Легла как жемчуг в волоса.
На листья, траву и пшеницу,
Что полем рядом золотится.
Проснулись птицы, света рой,
Кружат у нас над головой.
Вздохнули утренней прохладой.
Друг другу мы по-детски рады!
Природа мать
И мать – старушка!
Сколько в жизни ей пришлось пройти!
Да! Верно говорит народ:
"Что ЖИЗНЬ ПРОЖИТЬ,
Не ПОЛЕ ПЕРЕЙТИ!!!"
1985год. Павел Тетерин.
*Меньшен тот-смертник. В дотах и дзотах их приковывали цепями к пулемётам.
БРАТСКИЕ МОГИЛЫ
Когда к могилам братским подойдёшь,
То время возвращается назад!
Сердца сынов твоих Отчизна, Дочерей!
Под теми плитами тяжёлыми лежат!
О них напоминает стон земли!
Слезами говорят о них нам камни,
Перечисляя имена Героев!
Что за родину легли!
И стал гранит-как воск, от горя!
И холодно огню, что над могилами зажгли!
Лежат цветы на них-букеты крови!
Но будут поколения людей,
Колени преклонять пред ними!
И вечно помнить будут тех!
Кто свей смертью – Жизнь нам подарили!
Павел Тетерин. Всем участникам и ветеранам
ВОВ посвящаю.
Дорогой читатель, это стихотворение я написал у братской могилы, в которой похоронен мой отец!
Могилу я нашёл через 50 лет в Китае!
.