Роудмуви. Эпизод 11

Швец Олег Александрович
Впереди маячит икарус-ходячий дом.
Под таким, говорят, успокоился Цой,
а ты уже крепко старше его, живой,
и это, наверное, хорошо.

Вообще хорошо, что к тебе приставлена смерть.
Ты впервые почувствовал ее лет где-то в семь,
врубился, что рядом всегда такая вот супер-баба-яга,
сильнее папы и старше бабушки и так у всех:
вот ни фига себе!

Когда тебе было пятнадцать с ней ушел твой пёс, а потом и дед.
Ты был вроде готов и все равно не врубился почему его номер в книжке вдруг помертвел,
и вообще, где эти двое теперь.

В итоге решил, что дед, где-то топит, по ярославке
на своей "Украине» с жестким седлом и высокой рамой,
с «колобком» за плечами спускается в васильки.
Пес, конечно же, рядом с ним,
гоняет бабочек, на шерсть собирает репьи.
Дед закатал рукава: предплечья его загорелы, крепки.
Подзывает пса - загривок потеребить,
оба счастливы, как ни крути.

Теперь же, если подумать, смерть – всего-то офлайн.
Пока заметят, что в соцсетях давно не писал,
пока позвонят в телефон (не ответил, видимо занят),
потом увидят нарядное твое туловище - в том самом зале,
хлопнут стопку, скажут, что положено при таких раскладах,
ну и все, давай до свидания,
будет тебе особый статус аккаунта в качестве памятника.

Теперь, зная, что все умрут, чувствуешь не страх, а вселенскую правоту.
Когда пассатижами сделали чер-те что с лицом и пальцами знакомому чуваку,
(задолжал он, там, штуку или вроде бы две),
ты всю ночь сидел и глядел на дверь.
Иногда не в шутку чесал дулом висок,
от страха казалось, что жизнь - галимый развод.
Из всех мыслей одна: «может я лучше сразу и сам?»
Потом кто-то тебе показал,
как с утра дочь бежит за йогуртом,
а тут – ты и башка разворочена.
Как видит красную лужу, как кричит потом вслух или про себя - всю жизнь,
да так, что никто не может остановить.

Тогда и понял, что это такая работа - жить.
Пока руки можешь поднять на уровень головы,
пока помнишь в лицо своих младших - можно и ныть,
только вот "взрослый" теперь это именно ты,
так что хочешь-не-хочешь, встань, пожалуйста, и живи.

Позлился, перекурил это дело разик, потом еще.
Пошел, ладонь на голову положил ей:
спи, мой хороший, нормально, нормально всё,
утром пройдёт.