Преподаватель музыки, Иоганн Аристархович Блюмзе, весьма заметно отличался как от других педагогов, так и от жителей деревни, куда был сослан жестокосердной властью советоа за тунеядство и несоветский образ жизни.
Одежду он носил сугубо городскую, мало приспособленную для жизни на селе. Внешностью своей напоминал писателя Чехова и всячески это сходство подчёркивал - носил песне, бородку, имел обыкновение даже в сортир ходить с тростью.
В прошлом это был педагог высокого полёта, преподавал в академии, но его погубил краткий миг славы...
К очередной годовщине Великого Октября республиканские власти решили затеять не много - не мало, а оперу. Собрали деятелей культуры, поставили задачу:
- Нужна,понимаешь, товарищи, революционная опера! Справитесь?
Деятели культуры, переглянувшись да пошептавшись, обязались выполнить наказ и справились, дружно написав оперу "Человек с ружьём".
Затыка вышла с исполнителем главной роли. Актёров, похожих на Владимира Ильича Ленина, хватало с избытком. Сами понимаете - эка невидаль - плюгавенький, плешивый мужичок с козлиной бородкой... А вот такого, чтоб и плешивый и петь умел не нашлось.
Киргиза какого-то отыскали, подгримировали, нормально вроде, с пивом сойдёт... Но киргиз запил по-чёрному. Так крепко запил, что взял да и помер. Отправили гроб на родину и загрустили.
Тут кто-то и вспомнил про Блюмзе. Выбрили Иоганну Аристарховичу плешь. Борода у него своя была... Ноты дали. Спел.
Рост конечно великоват, но...
- Не пьёте, товарищ?
- Да как вам сказать...
- Не пейте пока. Сами понимаете - Партийное задание!
- Понимаю.
- Не подведёте?
Иоганн щёлкнул каблуками и пообещал не подвести, для верности приложив руки к груди в области сердца, туда, где раньше был комсомольский значок, а теперь ничего не было.
И началась у нашего героя совсем другая жизнь. Вместо академической рутины, прыщавых студенток и не великой (чего уж темнить?) зарплаты - репетиции, ресторации, номенклатурный паёк и хош - балерины худенькие, трепетные, хош - оперные дивы, в теле и с горящим взором, или артистки - нечто среднее между балеринами и дивами...
От всего от этого у Иоганна Аристарховича голова пошла кругом, а ум зашёл за разум. Потерялся дядька. Но - справился. Не спился. Дотянул аж до генеральной репетиции.
Смотреть приехали даже из Москвы. Хвалили очень.
Что и говорить - все, от декоратора до распоследнего рабочего сцены жили будущим представлением. Иоганн Аристархович, не взирая на балерин и див, роль освоил так, что досужий люд на улицах родного Минска, порой на полном серьёзе принимал его за воскресшего Ильича. Бабки крестились, подвыпившие мужики называли червонцем, а иные просили дать квартиру или наказать соседа...
Комиссия оперу одобрила, но тут вышла очередная затыка...
Затребовали афишу. Пришёл художник, принёс ватман. Там - всё как положено - название, рисунок, отображающий суть - человек и ружьё... А вот фамилия исполнителя главной роли, представителям комиссии не понравилась. Категорически.
- Это что тут за Блюмзе? Вы, товарищи, на что намекаете?
- Ни на что...
- Заменить!
Пришлось Иоганну Аристарховичу сменить фамилию, а вместе с ней, на всякий пожарный случай и имя с отчеством. Стал он Иваном Ивановичем Ивановым.
И всё. И пропал человек.
Всё в жизни у него встало на места. Квартира, дача, машина, загранпоездки, денег море, а главного - имени, лишили его. И он восстал...
Ну как восстал?
Как все в то время. Начал слушать "голоса", Солженицына почитывать, разговоры вести не там и не с теми.
Опера отгремела и благополучно забылась. Других ролей Иоганну... Ивану, вернее, не давали. В академию он не вернулся.
Его терпели сколько могли, но после какой-то очередной диссидентской бучи (то ли письмо какое-то подписал, то ли наоборот, не подписал) сослали от греха в село. Как Бродского.
Первым делом Иван Иванович вернул имя, вторым... А вот и всё. Не было второго. И третьего. Так и живёт себе тихо, мирно, преподаёт в сельской школе. Вечерами играет на аккордеоне, для души, и пишет какую-то антисоветскую оперу.