Се человек. Вот ему голова. Говорят, что ума палата, да ключ украли вороны – оттого и нужна лишь, чтобы было чего ломать. Да и то: светлица без окон и без дверей – не темница даже, но просто пустое место; там никто не спит, вообще никто не живёт. Словом, каши не сваришь с ней – от котелка там один чугун, пролетит такой – молись, чтобы не задело; итого – на шею повешенный тяжкий груз, тянущий вниз, и никто его не разделит.
Се человек. Вот ему человековек, чтобы он человекожил. Говорят, что резиной тянется, тянет жилы, а на деле – проходит так, что только родился – уже человекоумер. Пролетает даже: вниз головой, прямиком из утробы до крышки гроба; где-то рядом – ключи ворон, что часами считают секунды: тик-так, то бишь ку-ку, то есть кар-р, кар-р. То ли кара ему – что упал, если тянет книзу чугунная голова, то ли карма его – шестидневку творить непонятно что, всякий раз пробивая последнее дно недели.
Вот ему ноги. Говорят, чтобы твёрдо на них стоять, или даже идти – только воздух ими не ухватить и на небо не опереться, бутафорские крылья – и те бы сгодились больше. Вот, болтаются – и виной опять голова: не оставит в покое никак, занялась бы чем-то другим, только больше нечем, и сверкают от этого пятки в лучах восхода. Так ему и лететь – кверху брюхом и вниз башкой. Хорошо, не вперёд ногами.
Вот ему рот. Говорят, чтоб считать ворон – из гнезда, что руки свили на голове. Говорят и про руки, мол, ноги в них – и вперёд, и про глаз, что боится рук (или даже оба) – разговоры эти засели давно в печёнках. Пленник собственной плоти, может, лучше ему и вовсе не говорить, не плодить чугунную до озвенения глупость и язык прикусить спасительно – ведь правдиво молчание рта: весомее болтовни, тяжелей чугуна, молчаливей, чем у немого.
Се человек – без души ли? Так вот ему и душа, чтобы в пятки ушла – стремилась, вернее, ввысь, и в глазах отражалась, и грела, как толстый шарф (обязательно – летом). В общем, с ней человек уж точно хлебнёт сполна, но его печаль – не её вина, просто – так творилось. Просто – так сложилось, что всей бесполезности рук и ног, головы, что пробьёт и двойное-тройное дно, и частей, о которых вовсе бы умолчать, человека всего – недостаточно, чтобы падать.