Суламифь

               
Оставлена охранять вертоград господен,
я не сберегла винограда от смуглых рук…
Тот путь, что тобою до этой минуты пройден,
вернулся к забытому берегу, сделав круг.
Тот век, что в пустом ожидании мною прожит,–
ни много, ни мало: пятнадцать бесплодных лет –
я бросила вышитым пологом нам на ложе,
чтоб только с тобой делить этот новый свет.

Свой вечный завет против прочих людских заветов
воздвигнув на камне, как храм, где помянут нас,
мы дремлем, вина и гранатов сперва отведав –
нам ангелы в небе поют колыбельный джаз.
Томится земля по своей дорогой потере,
пока, как на лучшей картине Шагала, мы
парим над домами и кленами в тихом сквере,
который уже сновидит конец зимы зимы…

…и время застыло, поверив, что нам поможет
его промедление прошлое наверстать,
что эта иллюзия сделает нас моложе,
поскольку на крыльях седых тяжелей летать.
Но бледный восток становится все румяней,
и скоро за ниточку утро потянет вниз,
чтоб лишь обозначить другую главу в романе,
и сделать прелюдией долгий ночной каприз…

(Из цикла «Сanticum Canticorum»)