Ломовое - рабочий поселок в часе езды на поезде от Архангельска, богатство
его составлял лес. Он рос прямо за домами и распространялся неизмеримо далеко.
Нам одним в лес ходить запрещалось, была придумана легенда, что под вывороченным
бурей корнем огромного дерева на краю поселка живет медведь, который обязательно
нас задерет. Если нам давали в руки жестяную кружку и отпускали с кем-нибудь
постарше за ягодами, обязательно напоминали: к корню не подходить, чтобы не разбудить медведя. Мы - несколько ребятишек, проживающих в соседних домах, и
скрепленных друг с другом «узами» будущей семейственности. У папиного друга, Вани
Михоты и его жены тети Веры, были два сына и дочь. У нас - две дочери и сын.
И весь поселок звал нас женихами и невестами. Мы с этим не спорили, уверенные в нерушимости нашего будущего на том основании, что так говорят взрослые.
Так вот о лесе... В лес ходили не на прогулки, а по делу: прибежав с работы,
мать на пару часов отправлялась в лес по грибы и ягоды. Собранные ягоды отвозились в Архангельск, где продавались. На вырученные деньги покупались необходимые вещи. То пальто, с описания которого начинаются мои воспоминания,
было куплено именно на такие деньги. Помню, как стояла на рынке с мамой, как
утомительно и скучно было стоять, присесть было негде. А главное - нечем было заняться. Видимо, именно с тех пор я не люблю торговлю...
Мы же - женихи с невестами - отправляясь за ягодами, старались не шуметь, проходя мимо корня, под которым жил медведь. Однажды кто-то из мальчишек решил его проведать.. Отговаривали его всемя. И каково же было наше удивление, когда он, подойдя к корню, крикнул, что медведя нет. Вернувшись домой, первым делом
решили прояснить этот вопрос у родителей. Оказалось, что медведь просто ушел в лес за медом.
Мы поверили. Тем более, что мама, вернувшись из леса, приносила нам, детям,
кусок хлеба с маслом от лисички. Мы были убеждены : медведи, лисички, зайчики
также как мы, варят суп, пекут хлеб, собирают мед, грибы и ягоды. И только страшные волки, чтобы поесть, ждут, когда к ним в лес придут маленькие дети.
Лес снабжал поселок водой. В поселке до сих пор нет водопровода, воду подвозили к домам в цистернах, поэтому в каждой семье было много ведер и бочек.
Но чистую ключевую воду на чай брали из родника в лесу. Ходили к нему по лесной тропинке, наиболее влажные места на которой были прикрыты небольшими досками.
Сам родник был еле заметен в траве, и те, кто приходил к нему, считали своим долгом расчищать его, освобождать от мха и травы. Ключ был неглубоким, воду набирали кружкой или ковшом, но он поил людей много лет.
Посреди поселка протекал ручей. Такой, о котором говорят, что курица вброд
перейдет. Использовался он для «технических» нужд : брали воду для животных и для
бани. Он постепенно зарастал осокой, и в том месте, где осока была сочнее всего,
находился омут. Глубина его нам, детям, была неизвестна: запрещалось к нему подходить.
Однажды мать отправила нас к ручью почистить песком почерневшие от сажи (в доме было печное отопление) кастрюли. Конечно, сразу за нами увязались наши женихи. И конечно, потерев кастрюли речным песком, мы сразу
решили ополаскивать их в омуте: в ручье для этого было слишком мелко. И конечно,
встать на мосточки у омута нам нужно было всем одновременно. И мосточки пошатнулись... В воду упала только Лида. Сколько ей было? Два или три годика... Может, четыре...
До сих пор этот ужас во мне. Никто из нас даже не знал, что можно уметь плавать. Я протягивала Лиде руку, просила схватиться за нее. Но Лида, барахтаясь, отплывала все дальше к осоке.
Спас её парень - сосед. Наши мальчишки, увидев безнадежность ситуации,
бросились в поселок, громко призывая взрослых. Ближе всех к омуту оказался сосед
Володя.
Через пару часов, которые я с мальчишками провела у нашего дома (нас не пустили в дом, чтобы не мешали приглашенному фельдшеру), во двор вышла Лида
с забинтованными ногами (порезала об осоку), наслаждаясь огромным куском белого
хлеба с маслом и сахаром - компенсация за пережитое.
А я до сих переживаю тот ужас. Мне компенсация была не положена, я - старшая...
Говоря о компенсации, я думаю не о куске хлеба. Родители учили нас делиться друг с другом, и Лидин кусок был разделен на всех, кто находился в этот момент возле неё.
Здесь вопросов не существовало. Но стресс-то пережила не только Лида. Суровое рабочее воспитание не позволяло распускать нюни, жаловаться и плакаться , и то, что я пережила внутри, так внутри и осталось. Более того, я боялась наказания за то, что не усмотрела за сестрой. Наказания не последовало. Но никому и в голову не приходило пожалеть и успокоить меня. А ведь мне было 5-6 лет. Всего...