Средь вязкой топи мертвых вод
Стоит из камня черный дом,
Фундамент скрыт во мгле болот,
Лишь тренье кровли – тихий звон.
Дом брошен. Спит десятки лет,
Уже не слышен детский смех,
Померк во мраке красок цвет,
В нем поселился смертный грех.
В кроватке детской пустота,
Игрушки превратились в прах,
Кричит от боли темнота,
И режет душу дикий страх.
В углах – узоры паутин,
На половицах – пыли слой,
Здесь подсознанье из глубин
Рождает в горле хриплый вой.
Провалы окон – злой оскал,
Стон черепицы студит кровь,
Укрыт листвой и сором зал,
В нем больше не живет любовь.
Тепло покинуло очаг,
Повсюду плесень от дождя,
Дом – словно смерти саркофаг,
Гробница мертвого вождя.
Дом умирает от тоски,
Он загнивает день за днем,
И разрываясь на куски,
Взмывает в небо вороньем…
Огонь пожрал дом в краткий миг,
Осели пепел и зола,
И лишь седой, как лунь, старик
Сидит средь битого стекла.
Он тихо молвит в Небеса:
«Прощай, мой милый старый друг,
Теперь и мне пришла пора
Остановить свой жизни круг.
Ты столько лет был мой оплот,
Моя обитель и мой склеп,
Твоя погибель сердце жжет,
От горьких слез я нем и слеп.
Ну, вот и все. Я вновь один,
Луна скрывает мне глаза…»,
И сквозь камыш, как на помин, –
Песнь соловьев на голоса.