На Пурим две тысячи третьего года
Свежо и взволнованно дышит погода,
Дракон карнавальный свернул свои кольца,
И лишь промелькнула улыбка от солнца.
Деревья качаются зло и упрямо,
Дома на холме притушили румяна,
Войны и тревоги клубятся флюиды,
И даже невзгоды слегка позабыты.
Я вспомнил победу в Персидском заливе:
Захлёстывал Пурим разгневанный ливень,
Страна оживала от страхов и "скадов",
Олимы сбивались в огромное стадо;
Я вышел работать с надеждой и силой,
И прошлое прочь из меня уходило,
Оперились дети, садились, взлетали,
Мы меньше творили, мы больше мечтали!..
Вновь Пурим – две тыщи пятнадцтого года:
На улицах много толпится народа,
Солдаты, гудя, пролетают шмелями,
Над каждым окном – с маген-довидом знамя,
И виселиц много – высоких, нарядных,
Одно-, двух- и многажды-многажды рядных –
Для международных шакалов-Аманов,
Которых судили там, за океаном.
Ах, что-то неёмко мне, старому скряге –
Нельзя доверять, дорогие, бумаге!
Я всё сочинил, и виной тому водка,
А, может, в борделе лихая молодка?!.
Я выдумал все эти даты и войны
(я всю свою жизнь – нерадивейший школьник!)
А в Пурим две тыщи тридцатого года
У нас, наконец, устоялась погода!