это не то же самое, что пляж и розовый песок
нет, острой гальки килограммы меня разделают как шпрот
засыпь меня, дресвой с агавой, и чтоб до уровня висок
и на моих губах легли вольфрамом, грязь, пыль, плевки, рубцы и пот
и что случится должно раньше: песок заполнит полый череп
и воронье голодной кашей опустошит глаза под дикий вереск
или скручусь я в страхах фаршем, его смочивши кровью, что суть херес
и на себя в мечтах я телом ставший шаржем, воззрю снаружи, плывя по колесу небесному на нерест
а по пустынной зыби проходят караваны и плюют, но падая, слюна закрутится как в небе у Ван Гога
и мне бошку спасая, плевки в вечности зовут приют, но я по небалуй зарыт, по форме влит в песках-сугробах
и на меня ночь льет ультрамариновый салют, и звезд желтки мешают мне проплешину в пятно изжоги
но я уже не отличаю что есть небо, что человек, а что верблюд, ведь затвердевшая грязюка висит все, будто по щекам бульдога
и я не жалости ищу в глазах заблудших, я меж простенок-век ищу трюмо
чтобы найти таких же, кто впросак и в лужу, живет и продолжает жить как старая копейка, где негде написать “меня помой”
не сумасшедших и смешных, а понурых и колючих, кто не позволит себе смерть как слабость и позор
и хоть бы глубже, и хоть на дне чекушки, но нос от грязи с копотью длинней, и он напомнит жить хоть в мор