(Юре)
Сейчас, когда я пишу этот текст, в Каталонии едва созревает утро.
Курортный городок Ллорет просыпается, хлопает ставнями магазинчиков и кафе, солёный воздух – прозрачный и прохладный. Набережную заполняют пожилые пары, круглосезонно-загорелые аборигены, бледные перелётные туристы. Хозяйка бара, потерявшегося между скал, светло здоровается с серфингистами, которые направляются к воде. Сегодня волны. Лениво выползает солнце, заставляя прохожих прятать взгляды за тёмными очками.
Полтора года назад я оказалась там одна.
Море спасло меня, Юра, именно в тот момент, когда, казалось, что не спасёт уже ничего. Море и дорога. Море и я. Море и музыка в сочетании с ветром и скоростью – это красиво до катарсиса.
Тогда я добиралась на свидание с морем почти сутки – но, едва кинув вещи, сразу направилась на пляж. Дурная сентиментальная традиция – здороваться с морем, но, Юра, видит Бог, тогда мне хотелось его буквально обнять.
– Don’t cry, – улыбается мне совершенно незнакомый испанец, опускаясь рядом на песок. И я не нахожу сил улыбнуться в ответ. Слишком много всего тогда билось о стены черепной коробки.
– Russia?
Киваю. Русские – грустные. Эти скорбные лица не перепутать ни с чем, они маяками видны в любой толпе. Грубые голоса. И тоска, нет – настоящая скорбь по ушедшей жизни.
А меня, помимо безысходности во взгляде окончательно выдаёт зелёный питерский цвет лица: полнейшая нехватка витамина D, сна и простой человеческой радости.
Испанец рассказывает мне о чём-то на смеси всех известных ему языков.
Я мало, что понимаю, но тоже начинаю говорить.
Рассказываю, что я здесь уже в пятый раз. И в первый раз – абсолютно одна. Что я видела впивающиеся в облака горы Монсеррат, похожие на огромные имбирные корни. Что если мчать семьдесят километров в час по горному серпантину и на повороте посмотреть вниз, будет ощущение полёта. Что вся Барселона – похожа на Гауди, даже там, где Гауди не пытался приложить руку. Что Сальвадор Дали очаровывает своей наглостью, а в бело-голубом Кадакесе – рыбацкой деревушке, которую он выкупил почти целиком – в каждом сантиметре видна любовь к жене.
Я говорю и говорю, говорю и…
Мне нужно сказать – что в Розесе ты начинаешь чувствовать, как жизнь замедляет ход. Что в Ператальяде время застыло несколько веков назад. Что самое вкусное мороженное на свете продают всего в паре метров отсюда.
Что однажды мы большой компанией поехали через пол-Испании в Париж и на сутки застряли в мотеле на границе двух стран. Воздух в то лето нагрелся до плюс сорока и я сочинила братику тысячу историй про Арнольда, чтобы он не капризничал. Что я влюблена в Париж, как бы это ни было банально.
Испанец кивает, а я…
Я рассказываю ему о том, что оказалась в Риме будучи готом, и нет ничего более атмосферного, чем прогулка по Колизею под Nightwish. Что Прага – рыжая, душная и дерзкая при свете дня, ночью превращается в мультик Бёртона. Что вся Германия осталась для меня зимней петляющей дорогой и пустым самолётом, что в Альпах настолько чистый воздух, что ты боишься им дышать, что Брюгге в феврале похож на рождественский пряник, забытый в холодильнике.
Что есть такая книжка Алессандро Барикко – «Море-океан», которая рассказала про море так, что точнее не рассказать.
Испанец уже не слушает, только понимающе улыбается.
А я рассказываю ему, что ощущение путешествия и дороги – отдельный сорт наркоты. И мне посчастливилось испытать это неоднократно. Это лучшее из всех возможных бегств – бегство в другую языковую, культурную, архитектурную среду. Из любой поездки ты возвращается на сотую процента другим.
Я слишком понимаю ребят, воспевающих дорогу. И меня с некоторых пор раздражает вечное «время лечит». Не лечит, если ты завис в том же пространстве. Лечит дорога. Перемена места прочищает мозги так, как ни что другое. Поэтому я с трепетом жду, когда снег за окном сменится асфальтом – можно будет бегать. Это то же самое, только в демоверсии. Беги, Форест. Убежать нельзя только от самого себя.
И я слишком не понимаю тех, кто добровольно отказывается от подобных авантюр – побросать вещи в сумку и рвануть куда-то. Даже в соседний город автобусом. Особенно, когда всё, находящееся рядом, стоит поперёк горла. Соль даже не в деньгах. Как и во всём остальном – это вопрос желания.
Спасибо, мама и папа, я с детства знаю, что мир – большой и разный. Лишать себя этого знания, имея возможность – зачем? Всего одна планета, а человек, как вы помните – смертен. Раз уж мы заперты здесь чуть больше, чем на полвека – почему бы не подарить себе иллюзию того, что это не так?
Недавно в мою жизнь заглянул один человек-перекати-поле, а я только тихо восхищалась. Я уже говорила, да? Что плачу по ушедшей культуре бродячих трупп. Тогда – поплачу ещё раз.
Я бы не думала ни секунды.
Иногда я снова, как в тринадцать лет, хочу стать рок-звездой только ради того, чтобы ездить на гастроли.
Я сама сейчас немного перекати-поле, потерявшееся в понятиях «дом-недом», таскающее в сумке ключи от нескольких квартир, в одной из которых всё-таки ждут. В другой – ждут крыши и чайки. В-третьей – ватные послерепетиционные вечера с виртуальными письмами.
Оказывается, любое пространство можно обжить, имея небольшой чемодан, ноутбук и гитару.
Юра.
Я хотела бы передать этим текстом запах каштанов на Риволи или шум барахолок Монмартра. Я бы обязательно сводила тебя на пирс в Ампуриябрава, чтобы ты увидел, как рыбаки спускают на воду лодки, тепло переговариваясь о своём. Ты бы согласился со мной, что Пекин – город таких контрастов, что никакому Петербургу это и не снилось. Если найдётся пара евро – можно сесть на электричку во Флоренции (стоит ли говорить, как их электрички не похожи на наши?) и съездить в Неаполь – к самому подножью Везувия.
Если бы хоть один текст мог передать это, я бы зачитывалась текстами о Нью-Йорке и Токио, серо-изумрудном Инишмаане, раскалённом пряном Дели, о всех городах, где я ещё не была.
Просто дорога – это слишком личное.
Дорогу можно почувствовать только самому.
26 февраля, 2018