Армия – мечта почти каждого мальчика моего далёкого советского детства. Помню, как папа спрашивал меня, хочу ли я быть танкистом. «Да, папа! Я буду танкистом!». «А лётчиком?». «Лётчиком ещё лучше». «Сынок, а как на счёт пушек?». «Да, папа. Я буду стрелять из пушек». Хотелось быть всеми. Я мысленно рисовал небывалые подвиги в моём исполнении. И всякий раз меня вызывали в кремль для вручения очередной звезды героя. Но этого было мало и, как правило, повторное награждение происходило перед всей школой с неизменными клятвенными заверениями учителей не ставить больше герою троек и даже четвёрок. Знал бы я, какая армия меня ожидает, закончил бы школу с золотой медалью.
Мои родители видели во мне будущего врача. А я упорно твердил, что буду артистом. Но мама смеялась и говорила, что главная моя роль во всех спектаклях с моим участием – это выход на сцену со словами: «кушать подано». Никак не хотелось верить моей маме в мой врождённый артистизм. Пришлось уступить. И как не хотела Мельпомена отдавать меня в руки Эскулапу, а пришлось. Но, правда, ненадолго. Я поступал в медицинский институт без особой охоты. Сдал все экзамены, но, как и следовало, не добрал баллов. Пришлось год работать и выбирать для дальнейшей учёбы институт, в который бы я наверняка поступил. И тогда я вместе с моими друзьями выбрал МИИТ, в народе именуемый железнодорожным институтом. Мне было всё равно, какой ВУЗ, лишь бы рядом со мной были мои верные друзья. Но получилось так, что поступил один только я. Пять лет пролетели в одно мгновение. И для меня, как и для многих, институтские годы стали лучшими в жизни. Потому как потом пришли будни. Работа, причём абсолютно не любимая, дом, работа… Всё монотонно, как стук колёс поездов, который мне в силу специфики выбранной профессии, приходилось слышать каждый день. И так бы это тянулось, долгие три года в качестве обязательной после институтской отработки, если бы не вмешался его величество случай. Я заболел гепатитом. И меня уволили. С одной стороны было радостно, ну, хоть какое-то разнообразие в жизни. С другой стороны остро встал вопрос работы. И вновь его величество случай. Мне предложили стать директором частного ресторана.
Конец восьмидесятых годов прошлого столетия. Становление бизнеса в капиталистической России. Я, естественно, согласился и нисколько не пожалел об этом. Если бы ни тот самый пресловутый случай. Как то вызвали меня в военкомат. Периодически это делалось с тем, чтобы провести профилактические беседы с офицерами запаса. Нам задавали разные ничего, на первый взгляд, не значащие вопросы. В том числе и вопрос: «А вот, если бы пришлось послужить во благо Родины - Матери?». Ну, понятно, что никакой провокации в вопросе я не усмотрел и ответил как-то так: «Надо будет, послужу с удовольствием!». А через три месяца я получил повестку в Армию. И как я ни сопротивлялся, перспективы отказаться от службы не было никакой. В общем, как бы сейчас сказали, «закосить» не удалось, и я залетел. Значительно позже я узнал, что призыв, в который я попал, целиком состоял из офицеров когда-то по простоте душе своей сказавших, как и я: «…послужу с удовольствием». Ну, пожалуйста, как заказывали! И вот в августе 1990 года направился я в киевский военный округ. Что самое интересное, часть, в которую я в дальнейшем попал, относилась к Киеву, а находилась в Вологде. Коллизии Советской армии. За сутки нахождения в столице Украины – моей исторической фамильной родины, я сделал три полезные вещи, погулял по Крещатику, посмотрел на настоящих украинцев и вычитал, что начальником штаба киевского округа был мой однофамилец, генерал-майор Костенко. Я ещё тогда подумал, что этой, весьма нужной информацией, можно будет воспользоваться в дальнейшем.
Через двое суток, я стоял на железнодорожном вокзале Вологды. Настроение было скверным. Ну, во-первых, Вологда контрастно отличалась от Киева, причём не в свою пользу. А во-вторых, из-за северного географического расположения, Вологда уже в августе погружалась в осень. А это усиливало и без того нахлынувшую тоску. Ночь в провинциальной гостинице, скверный сон в ожидании армейской неизвестности. После бурной ресторанной деятельности, ворота КПП, перед которыми я стоял с утра и всё то, что было за ними и ни одной позитивной мысли. Кроме того, что я постоянно повторял, зачем я заболел гепатитом? Работал бы себе на «железке», шут с этим рестораном. На такой минорной ноте начались мои армейские будни. Впрочем, уже через час настроение стало улучшаться, когда я узнал, что офицерской формы не было, и никто меня в части не ждал. Более того, командир батальона, в который меня направили защищать
Родину-Мать, по поводу моего появления выразился весьма лаконично, брезгливо осмотрев мой внешний вид: " Ты чего приехал?! Ёб....ый что ли! У нас даже формы нет!".
Вот я и разгуливал по батальону целый месяц в джинсах "пирамидах" и белых макасинах, приводя в восторг моих будущих подчинённых. И так служил бы я с удовольствием, да как-то прибыл с комиссией командир бригады и, увидев радостного, улыбчивого и открытого меня, со всей своей армейской почтительностью заявил: " А это что за мудак в белых тапках разгуливает! Гнать его на х..й, пока форму не пришлют!".
После столь безапелляционного заявления формы не было не долго. Точнее говоря, тут же нашлась. Но служить всё равно не хотелось. А поскольку жильём меня не обеспечили, воспользовался я этой ситуацией и находился в части, как правило, не более трёх дней, а после чего улетал домой, благо до аэропорта было рукой подать, и не появлялся на службе 9 дней. Что тогда было не наказуемо. Вот 10 дней гулять было уже нельзя, грозило наказание вплоть до лишения свободы. А вот 9 суток, пожалуйста. Плюс ко всему, я воспользовался своей предыдущей работой. В анкете мною было написано, что я работал директором ресторана, и этот факт заинтересовал командира батальона майора Ткаченко. Как это часто бывает в Армии, плохие лейтенанты на плохом счету, а вот снабженцы, это особенная каста. И стал я негласно снабжать своего военного начальника алкоголем и продуктами. А если учитывать тот факт, что в ту пору ввели карточки на алкоголь и сигареты, моё появление в части для командира было просто праздником. Я без стеснения выпрашивал уже не неделю отдыха, а две, ссылаясь на трудности жизни армейского снабженца. Денежное довольствие, не смотря на частые прогулы, я получал в полном объёме. Я был неприкасаемым. Да, только быстро закончился праздник моей службы. Как-то вернулся я в часть, и встретило меня горестное известие. Сняли моего командира за какую-то провинность, а вместо него на должность командира части был назначен майор Дегтяренко, ненавидевший офицеров запаса, как основных виновников неуставной жизни в части. Вызвал этот майор меня к себе и с порога заявил, что, если я и впредь намерен продолжать служить, как и раньше, он побьёт меня и даже посадит в тюрьму. Но при этом, новый командир части практически не пользовался нормальным русским языком, а всей мощью лужёной армейской глотки выстреливал пулемётными очередями идиоматические выражения, видимо думая, что произведёт на меня неизгладимое впечатление. Одного он только не учёл. Какое-то время я всё же поработал на железной дороге, а там всё его армейское словоблудие восприняли бы, как цитаты из учебника «Родная речь. 3-ий класс». Но, тем не менее, на какое-то время мне пришлось показать себя прилежным офицером, и продолжалось это примерно две недели, а потом от меня и вовсе отстали.
Во-первых, мой взвод всегда был в числе лучших. Я договорился со своим заместителем, или по-армейски говоря, замкомвзводом, что буду привозить из Москвы разные деликатесы. Только надо будет в моё отсутствие поддерживать дисциплину. А во-вторых, мне вновь помог случай. Как-то на сдаче экзамена по политической подготовке, а было у нас и такое, замполит батальона майор Ткачук неожиданно спросил, кем приходится мне начальник штаба Киевского военного округа генерал-майор Костенко. Тот самый, о котором я писал в самом начале. Не родственник ли? Я не нашёл ничего лучше, как не отвечать прямо и стал витиевато говорить о том, что в жизни всё бывает и совершенно не случайно я так вольготно веду себя. Майор тут же поставил мне пять баллов и отправился с гордостью сообщать сослуживцам о разведанной им новости. От меня отстали, хотя я даже пытался со своим взводом выходить на утренний развод и построение. Это такое мероприятие, окончанием которого было парадное шествие перед командованием части. Но я маршировал так, что весело гоготали не только сзади меня идущие мои подчинённые, но и весь выстроившийся офицерский состав. Ну, во-первых, с детства я ходил, как Чарли Чаплин, причём правая стопа у меня более чаплинской, чем левая, а во-вторых, по причине особого строения позвоночника, я всегда ходил, оттопыривая попу. Уже этих двух факторов с лихвой хватило бы на правильное решение в военкомате, но я, к сожалению, не догадался показать там мои «уникальные» данные. А в батальоне, после моего «марширования» со своим взводом, мне настоятельно порекомендовали не принимать участие в утренних разводах, дабы я своим вульгарным прохождением по плацу не позорил славное имя офицера Советской Армии. Я понял, что мною перестали интересоваться совсем и продолжил свои вояжи из части домой и обратно. И продолжалось это до тех пор, пока в части ни появился новый командир. Майор Валерий Важаевич Хамасуридзе. Я было, даже обрадовался, ведь пять лет в институте я проучился с кавказцами. И вполне резонно предположил, что смогу договориться, и что новый командир части, с учётом своей национальной принадлежности, будет вести себя пристойно и, может быть, отправит меня домой до окончания срока службы. Но я не знал, что замполит части майор Ткачук всё же решил проверить моё родство с киевским генералом и был немало удивлён отрицательным ответом из столицы Украины. Плюс к тому вновь прибывший представитель Грузии оказался далеко не лучшим представителем своего гордого народа, о чём дал знать мне при первой же встрече.
Буквально на второй день своего назначения новый комбат вызвал меня в свой кабинет и с порога спросил: «А, тащ лейтенант, это Вы отказываетесь отдавать долг Родине?». И тут меня, как будто какой-то скверный чёртик потянул за язык, и я выпалил перл, выдававший во мне скрывающегося вражеского шпиона. Как говорится, Остапа понесло, и я ответил: «А когда это я у Родины брал взаймы, чтобы теперь отдавать долги?». Всё я подписал себе приговор. Хороший офицер после таких слов должен был сорвать с себя погоны и пойти в оружейную комнату, чтобы застрелиться. Но я был плохим офицером. И стал выслушивать тираду майора Хамасуридзе. А он тем временем побагровел и взревел: «Да, я Вам сейчас за эти слова, да, я Вас отмудохаю!». Дальше шёл идиоматический глагол, являющийся синонимом глагола бить. Но не просто бить. А сильно, смачно и с негативными последствиями для здоровья. После всего высказанного майор пообещал выслать меня очень далеко, а предварительно просто послал.
В конечном итоге из Вологды меня отправили в Ярославскую область. Я не мог понять, в чём наказание. Ярославль ближе к Москве, стало быть, ездить домой мне будет удобней. Но майор хотел проучить меня руками офицеров, служивших в части, куда я был направлен. Одного он не учёл, что эти самые офицеры, как, оказалось, были моими однокурсниками, так же, как и я имевшими неосторожность выказать желание, служить в армии. Только сокурсники мои служили нормально, в отличие от меня. Но до того момента, пока не состоялась наша встреча. Не буду подробно описывать, что мы делали в течение недели после моего появления в части. Скажу только, что мы вели себя так, как будто мы не армии, а в студенческом общежитии. Майор Хамасуридзе в итоге, узнав о том, чем закончилась моя командировка в Ярославль, совершенно неожиданно заявил: «Правильно сделал этот лейтенант, другого итога не ожидал». И больше меня не трогал. А я всё равно на полгода раньше срока уехал домой. Если меня спрашивают, служил ли в армии, я говорю утвердительно, да. Какой итог моего армейского приключения? Ни о чём не жалею. Я стал пацифистом.