Кто преуспел в познаньи женской сути,
Ни мало не лукавя, не греша,
Поймёт, не пожалев ни на минуту:
Ценнее хмель в надтреснутом сосуде,
Коль с молоду в нём плавилась душа.
В его простом нутре покой приютен,
И пусть рельеф снаружи обветшал,
Ему совсем не грезится о "чуде":
Польстившись на соблазны пёстрой груды,
Сверкать осколками цветного витража.
Вина оттенок нежно-изумруден:
Весеннесть зелени в нём плещет, чуть дрожа,
И робостью прохладных нот прелюдий
Волна, как в ностальгическом дебюте,
Ещё по-прежнему чудесно хороша.
Вкусит его глоток капризный плутень,
Поморщится, и в сторону брюзжа:
—Фу, дрянь напиток и подобен ртути,
Перестоял, прогоркнув в старом блюде,
И ржавый бок на сколах трещин мшал.
Того гляди, за ним подхватят люди,
Вставными челюстями злобно дребезжа,
Найдут в вине и отголоски блуда,
И тайный смрад других пороков лютых —
Мол, ценность в нём не стоит и гроша.
И всё толкут и мелят пересуды.
Но что до них, так бестолку внушать,
Что, пыхнув в зависти истлевшим трутом,
Им никогда не полыхнуть салютом,
Раз с юности не сберегали шанс.
Хоть стар сосуд, внутри вино — не студень.
Вкус в меру сладок, терпкостью шершав,
Храним младой душой сквозь сотни будней.
Пусть кто-то бережный, презрев осуду,
Пригубит в поцелуе неспеша.
И вырвется, томимая подспудно,
Твореньем божьим, на прощанье покружа,
Парить по неизвестному маршруту
На одуванчиках — небесных парашютах…
Ах, молодость,
постой,
не уходи!
ЖАЛЬ…