Ленинград ликовал в сорок пятом!
Утопали проспекты в цветах.
И солдаты, солдаты, солдаты…
Мир несли на усталых руках!
Запыленные. Лица в улыбках.
Но во взглядах тревога видна:
За спиною, потерею близких,
Все еще догорала война.
Мудрость горя и мудрость печали,
И безвременных мудрость потерь
Сквозь улыбки слезами молчали,
Ох, как горько молчали теперь.
И вослед им бежали женщины,
Поседевшие в горе разлук,
В одиночество перекрещены,
С птичьим взлетом тоскующих рук:
«Может слышали? Может быть знали?
Он такой-то, такой-то, такой!
Вы, случайно, нигде не встречали?
Может быть он, родимый, живой?
Лишь о жизни они, не о смерти.
А в глазах недоверчивый свет:
«Не убитый он... только без вести, -
Похоронок-то, милые, нет».
И, спеша торопливо за днями,
Можно ждать, до беспамятства ждать.
И от горя сухими губами
Утро каждое вновь начинать:
«Может слышали? Может быть знали?
Он такой-то, такой-то, такой!
Вы, случайно, нигде не встречали?
Может быть он, родимый, живой?