Лёшка

Александр Шаг
               

    По  мужу,  Владимиру  Плеханову, Варя  больше  не  плакала – война  есть  война – важно,  что  тело  его  захоронено,  не  валяется  в  чистом  поле,  а  память – она  в  душе…
    Прошло  пять  лет,  сын  ее,  Алексей,  возмужал,  в  те  годы  взрослели  рано,  превратился  в  парня  крепыша  с  буйной  шевелюрой  светлых,  непослушных  волос,  крутыми  плечами,  и добрым,  слегка  прищуренным,  взглядом.  Помня  о  просьбе  Петра  Федоровича,  управляющего  отделением,  спать Лешка,  лег  пораньше,  чтобы  с  рассветом,  была  ранняя  весна,  выехать  в  районный  центр.  Утром  он  запряг  лошадей,
прихватил  заранее  приготовленную  сумку  с  провиантом  и  тронулся   в  путь.  Мать,  к  этому  времени,  была  уже  на  работе,  доить  коров  на  ферме  начинали  очень  рано.  Сын  не  понимал  ее  беспокойства,  ведь  не  в  первый  раз  едет  уже  и  всегда,  она  просит  его  быть  осторожнее.  Вот  и  сегодня,  выходя  вместе  из  дома,  Варвара,  глядя  на  заспанное  лицо  сына,  сказала: »Смотри  там,  Леня,  не  задерживайся  шибко,  ночи – то  холодные…  ну  ладно,  поезжай  с  богом.»
    Кони  бежали  резво,  и  хотя  до  места  назначения  было  не  близко, кучер,  в  надежде  на  скорое  возвращение,  ежась  от  утренней  свежести,  с  хорошим  настроением,  преодолевал  километр  за  километром.  Путь  был  знакомым – исхоженным  и  изъезженным  неоднократно.  Примерно  на  середине  пути,  когда  солнце  поднялось  над  лесом  и  приятно  грело  спину,  подвода  миновала  то  место,  с  которым  у  матери  Алексея  были  связаны  неприятные  ощущения.  Видимо  здесь,  когда - то,   произошел  несчастный  случай,  вернее  убийство – история  запутанная,  загадочная  и  потому  пугающая.  Это  чувство  тревоги,  теперь,  почему – то,  всегда  возникало  и  у  сына.               
        Как  ни  старался  молодой  человек  по  быстрее  закончить  все  дела,  сделать  этого  ему  не  удалось.  Было,  как – будто,  еще  и  не  поздно,  но  погода  с  каждым  часом  становилась  все  хуже  и  хуже. Сначала  подул  свежий  ветер,  потом  начался  мелкий  дождь,  переходящий  в  колючую  снежную  крупу.  Лошади,  пока  были  силы,  бежали  рысцой,  потом  перешли  шаг.  Лешка,  изредка  поглядывая  на  дорогу,  лежал  на  дне  фургона  и  думал,  как  ни  странно – о  счастье.  Да,  каждый  человек  мечтает  о  нем  и  каждый  представляет  его  по - своему.  Вот  сейчас,  для  него  не  было  бы  ни  чего  лучше  как  оказаться  дома  в  тепле,  другой  же,  в  это  время,  лежит  на  печи  и  плачет,  для  него  счастье  в  другом,  а  третьему  невыносимо  жарко – его  счастье  в  глотке  холодной,  ключевой  воды…
        Алексей  почувствовал,  что  окончательно  промерз – мелкая  неприятная  дрожь  сотрясала  все  его  тело.  Он  слез  с  повозки  и,  спотыкаясь  о  невидимые  препятствия,  пошел  рядом.  Ночь  обрушилась  неожиданно.  Ветер  усиливался,  он  дул  завывающе  и  пронзительно,  выл  в  спицах  колес,  хлопал  полами  сырого,  чуть  подстывающего  пальто,  неистово  рвал  лохматые  тучи – нагонял  холод.  Сапоги,  то  увязали  в  грязи,  то  скользили  по  раскисшему  грунту.  Идти  было  трудно,  зато  тепло,  родившееся,  где- то  у  сердца,  приятно  согревало  душу,  вселяя  надежду  на  скорое  возвращение.   
           На  севере  прояснило,  и    от  туда,  словно  по  ледяному  желобу,  тянуло  стужей.  Вскоре  дождь  прекратился  совсем,  небо  выцветилось  яркими  звездами.  Мороз  крепчал.  Колеса,  обстыв  грязью,  совсем  перестали  крутиться.  Лошади  с  трудом  тянули  потяжелевшую  повозку.  Временами,  где  было  можно,  Лешка  выезжал  на  степь  и  двигался  рядом  с  дорогой,  но,  боясь  заблудиться,  возвращался  назад.  Кони  часто  останавливались,  окончательно  замерзший  кучер,  не  в  силах  оторвать    скрюченные  пальцы  от  края  фургона,  не  погонял  их,  зная,  что  делать  это  бесполезно,  отдохнув,  они  сами  шли  в  домашнюю  сторону,  вместе  с  ними,  почти  подсознательно,  тащился  Алексей.  Застывшая  одежда  его,  в  местах  сгибов  и  между  ног  протерлась,  в  зияющие  дыры  были  хорошо  видны  светлые  пятна  посиневшего  тела.  Каждый  шаг  давался  с  огромным  трудом,  силы  совсем  оставляли  парня.  Боясь  упасть  и  остаться  на  дороге,  на  одной  из  остановок,  он,  с  нечеловеческими  усилиями,  обоими  руками  ухватившись  за  край  повозки,  с  силой  бросил  себя  на  застывшую  солому,  лежавшую  на  ее  дне.          
        Голова  работала  удивительно  четко.  Он  ясно  видел  далекие  небесные  светила,  слышал  шум  ветра,  тяжелое  дыхание  лошадей – знал  что  надо  делать,  чтобы  спастись,  но  предпринять  уже  ничего  не  мог – он  даже  не  чувствовал  что  замерзает. Удары  сердца  вкрадчиво  выстукивали  единственное  слово  -  спать,  спать,  спать…  и  Лешка  не  сопротивлялся,  хотя  знал:  спать  нельзя – сон  это  смерть.  Перед  забытьем, он  как – то  отрешенно  и  уже  безвольно  подумал – все  ли  он  сделал,  чтобы  спастись и  решил – все.  У  него  не  осталось  сил  даже  на  то,  чтобы  поднять  руку,  пошевелить  пальцем,  закрыть  глаза,  отвести  взгляд  от  этой  бесконечной  высоты,  мертвых  и  уже  тускнеющих  звезд.  Вдруг  ему  почудилось,  что  он  падает  вниз,  падает  все  ниже  и  ниже – падение  было  стремительным  и  неудержимым,  а  гаснущие  звезды  также  неудержимо  и  стремительно  неслись  вверх…
 
===============

         Было  уже  далеко  за  полночь,  когда  Варя,  шаркая  большими  кирзовыми  сапогами,  запинаясь  о  стылые  комья  земли,  бежала  по  пустынной  дороге.  Лунный  свет  бледно – свинцово заливал  безлюдную  улицу.  Она  выскочила  за  село,  жадно  вглядываясь  в  темноту.  Горячий  пот,  вместе  со  слезами,  застилал  глаза: «Сыночек  мой,  ну  где  же  ты,  сколько  времени  уж  прошло,  а  тебя  все  нет  и  нет,  ну  где  же  ты,  родной  мой…»    Она  бежала  все  дальше  и  дальше,  не  понимая  куда  бежит  и  сколько  еще  надо  бежать, а  может  и  не  бежала  вовсе,  может,  ей  просто  казалось,  что  летит,  как  на  крыльях...
             Достигнув  опушки  леса,  Варвара  услышала  тихое  ржание  коня.  Рванувшись  сквозь  заросли,  она  больно  ударилась,  и  глухо  застонав,  наверное,  даже  не  от  боли,  а  от  сознания,  что  любая  неожиданность  может  помешать  поиску,  чуть  прихрамывая,  продолжала  пробираться  сквозь  препядствие.  Потеряв  шаль,  женщина  выскочила  на  поляну  и  сразу  увидела  повозку,  зацепившуюся  за  дерево.  «Алешенька, - крикнула  она,- я  знала,  что  отыщу  тебя,  я  знала…  Варя  неистово  целовала  его  щеки,  лоб,  дышала  на  озябшие  руки,- я  знала,  знала,  что  найду  тебя            
 Слава  богу,  живой,  радость  моя,  боль  моя,  солнышко  ясное  …» 
            Сняв  пальто,  Варвара  бережно  укрыла  сына,  потом,  отыскав  крепкий  ботажок,
  освободила    фургон  из  плена,  и,  не  садясь  в  него,  погоняя  отдохнувших  лошадей,  крепко  держа  вожжи,  быстро  пошла  в  домашнюю  сторону,  к  счастью,  как  оказалось,  деревня  была  не  так  далеко.  Вскоре  колеса,  один  за  другим,  начали  крутиться  и  кони  перешли  на  легкий  бег – вместе  с  ними  побежала,  уже  немного  озябшая,  все  еще  всхлипывающая,  но  бесконечно  счастливая  мать.  Да,  если  бы  не  она,  все  могло  кончиться  куда  печальнее.  С  другой  стороны,  кто,  если  не  она,  самый  родной  человек.  Да  ради  сына,  она,  не  задумываясь,  пошла  бы  на  любые  лишения.  Варя  вспомнила,  как  ее  пятилетний  Ленька  чуть  не  утонул,  купаясь  на   озере,  и  как,  позже  цыганка  предсказывала  мальчику  хорошее, будущее: « Будет  он               
у  тебя  большим  начальником,  в  городе  жить  будет,  за  границу  поедет,  жена,  дети  будут…  болеть,  будет…».
         С  помощью  соседей,  Варвара  внесла  бесчувственного  сына  в  избу,  тщательно 
растерла  водкой,  сделала  спиртовый  компресс  и  положила  на  печь,  укрыв  большим  тяжелым  тулупом.  Тяжело  вздыхая,  затопила,  еще  не  остывшую  печку,  обессилено  села  на  лавку  и  до  утра  не  сомкнула  глаз,  чутко  прислушиваясь  к  неровному  дыханию  Алексея.  Только  стало  светать,  пришел  управляющий  Поляков.  Сняв  фуражку,  молча  прошел  к  столу,  затем  повернувшись,  не  смело  спросил: « Ну,  как  он,  Варя? – лица  его  не  было  видно,  но  по  голосу  чувствовалось,  что  он  считает  себя  виноватым – ведь  не  первый  раз  ездил  уже,  я  ни  сколько  не  подумал…  да,
 малой  он  еще…  что  делать – других  нет…»  Он  покашлял  слегка  и  сел  рядом  с  Варварой.  Она,  шумно  вздохнув,  вытерла  слезы  и  спокойным  голосом,  без  прежней  тревоги  сказала: «бог  даст,  обойдется,  пить  уж,  попросил… все  было  бы  хорошо,  непогодь  его  застала…».   Петр  Федорович  встал,  опять  прошелся  по  комнате  и  со  значением  заявил: « Не  враг  я  вам,  ты  уж  прости,  кто  подумал,  что  так  будет,  сейчас  вот  за  подводой  послал,  в  больницу,  повезем  парнишку… а  за  тебя,  на  работу  кого  ни  будь  определим, - он  опять  откашлялся,- ладно  пойду,  выздоровеет,  пусть  подойдет,  думаю  на  тракториста  послать  его  учиться, - затем,  еще  подумав,  закончил – добрый  хлебороб  будет,  как  отец!».               
            Он  ушел,  а  немного  погодя,  явились  Казанцев – бригадир  тракторной  бригады,
однополчанин  Плеханова  старшего  с  молодой  женой  Ириной,  дочерью  Полякова.  Обычно  веселый  и  разговорчивый,  сегодня  Сергей  был  встревоженным  и  задумчивым,  не  похожим  на  себя.  Он  сразу  прошел  вперед  и,  поздоровавшись,  не то  спросил,  не  то  возмутился: «Парня  посмотрю,  не  чужой  он  мне,  дороже  брата  родного.  Отец  был  бы  не  доволен,  не  уберегли…»
         Лешка  спал,  дыхание  его  было  ровным,  щеки  слегка  порозовели.  Вдруг  он  словно  очнулся,  резко  вздрогнул  и  открыл  глаза.  «Кто  здесь?» - твердым  голосом  спросил  больной.  -  «Это  я,  Сергей - прищуриваясь  в  сумерках,  ответил  гость – ну  что,  живой  что  ли?  Давай  борись,  а  то  смотри,  девки  людям  прохода  не  дают,  спрашивают  как  он  там,  давай  говори,  что  отвечать  им, -  Он  взял  его  за  руку,  слегка  пожал  и,  улыбаясь,  поглядев  на  Иру,  переспросил – что  людям – то  говорить  будем?» 
       Поддерживая  полушутливый  тон,  Лешка    небрежно  бросил – скажите,  все  нормально… перемерз,  малость,  отлежусь  вот,  и  опять  в  форме  буду.  Мам, - позвал  Алексей – мне  вроде  есть  охота.
     Варя  заторопилась: «Сейчас,  сейчас,  дитятко,  может  молочка  с  хлебушком,  или  еще  чего – ты  только  попроси…»  Сергей  про  себя  подумал: «Крепкий  парень – выкарабкается».  Уходя,  уже  с  облегчением,  сказал: «Два  дня  сроку  на  выздоровление  даю  тебе,  рядовой  Плеханов.  Как  понял?»
     -  Есть  два  дня.  А  можно  досрочно,  надоело  уж  лежать.
     -  Валяй  досрочно,  только  с  умом.
Алексей  поел,  но  вскоре  его  вырвало – видать,  организм,  перенесший  такой  стресс,  не  принимал  пищу.  Мать,  совсем  вроде  повеселев,  опять  с  тревогой  смотрела  на  уснувшего  вскоре  сына.  К  обеду  за  больным  пришла  подвода,  но  тот  не  в  какую   не  соглашался  уезжать – мать  сказала  ему  о  разговоре  с  Поляковым  и  Лешке  казалось,  если  он  уедет,  то  может  случиться  что – то  не  поправимое  и  мечта  стать  механизатором  не  сбудется. 
         Немного  постояв  в  нерешительности,  конюх  с  облегчением  ушел – уж  очень  ему  не  хотелось  в  распутицу  тащиться  в  такую  даль.  К  тому  же,  еще  с  утра  заболело  где – то  в  груди,  видать,  старая  рана  давала  о  себе  знать.  Варвара  с  укором  сказала  сыну: «А  вдруг  хуже  будет,  потом  ни  лошадей,  ни  извозчика  не  отыскать,  ехал  бы  Леня.»  Лешка,  с  признательностью  заглядывая  в  глаза  матери,  снова  возразил: «Да  пройдет,  мама,  неужели  по  каждому  пустяку  к  докторам  бежать,  у  них  поди  и  без  меня  работы  хватает.»  Мать  шибко  не  перечила,  старательно  поила  его  каким  то  отваром,  замечая,  что  и  впрямь  отходит  парень,  все  чаще  отмечая  схожесть  сына  с  отцом,  особенно  теперь,  когда  болезнь  слегка  смягчила  резкие  складки  у  губ.  Он  снова  показался  ей  беззащитным  и  слабым,  как  это  было  во  время  войны,  в  те  недавние  годы,  когда  ее  мальчик,  вместе  с  ней,  опухал  от  голода…  К  счастью,  все  прошло,  пройдет  и  это…