Рисунок Реджинальд Бёрч
Скорей спасайся, прячься, лань,
В дремучий лес беги!
Король и все его стрелки
Оленей бить ловки.
С утра ревут в густой туман
Охотничьи рожки –
Король и все его стрелки
Охотиться пошли!
***
Умчался в лес густой олень,
За ним король Вильгельм
Скакал и ночь и день.
И с ним везде и тут и там
Эрлун, Гилберт, Роб, Норман -
Беспощадные к врагам.
Война и охота – всё им одно,
Кони, погоня, кровь и копьё
Их веселят сильней, чем вино.
Исчез олень в густом лесу.
Вокруг дубы, как враг в строю,
И сердце чует западню.
- Забрели мы зря сюда,
Ведьма саксов лес кляла,
Даром что ль гласит молва:
- Пропадёт за грош тут тот,
Кто случайно в лес войдёт,
И заодно с ним его род. –
Рассмеялся лишь король:
- Отправил ведьму я в костёр
И род её с ней заодно...
Вздыбил тут Вильгельма конь,
И король был оглушён
Криком ворона с-под крон.
Холод был в его глазах,
Ужас он внушал и страх.
- Стой! – раздался крик в кустах.
Эрлун, Гилберт, Роб, Норман
Не поверили глазам -
Ведьма будто им предстань.
Но не ведал Вильгельм страха:
- Это что в лесу за птаха
На пути стоит монарха? -
Дева вышла из тени.
- Я не птаха, Марджери.
Дочь Петрова! - говорит.
Прочь! Розы топчешь на могиле!
Красные и белые! Убирайся с миром,
Не для вас их я растила! -
Услыхав о мертвецах,
Эрлун, Гилберт, Роб и Норман
Спали четверо с лица.
Мил и кроток стал король:
- Помолиться мне дозволь
Где хоронишь свою боль?
- Не прикажешь королю, -
Дева молвила ему.
Солнца луч прорезал тьму.
- Во времена былые тут,
Рос могучий древний дуб,
И под ним сбирался люд.
Он и лес тебя вокруг
Ещё помнят божий суд.
Только мёртвые не лгут.
С вереском ты сжёг дотла
Хэмпшир весь. И я отца
С матушкой здесь погребла.
Розой я росла одна,
Пётр Пахарь взял меня,
Я ему за то верна.
Матушка из года в год
Мне с цветами вести шлёт,
И от лиха бережёт.
Слушай же: в один из дней
Всех заставит королей
Роза Мэри пасть пред ней! –
Вильгельм испуган и сражён,
Речью девы обречён:
- Проклята твоя корона!
К птице вещей пал он долу:
- Как себе я сам не волен,
Подари мне розу горя!
Цветок выбрав, словно снег,
Сорвала дева побег:
- Вот возьми свой оберег.
Королю вослед в галоп
Припустили сыпля дробь
Норман и Гилберт, Эрлун, Роб.
С ночи той, коли не врут,
Короля взял в плен недуг,
Белей розы стал он вдруг.
Бард-нормандец с того дня
Песню пел про короля,
Что забыл Вильгельм зазря
В удовольствие врагам
Искать славы по полям
Своим доблестным войскам!
***
Скачи, гуляй по долу, лань!
И весело беги –
Король и все его стрелки
Не рыщут по лесам.
В рожки играют пастушки
И стелется туман –
Король и все его стрелки
Забыли с миром брань!
***
Elsie Hill
Rhyme of the King and Rose
Creep closer, closer, little brown fawn,
The quivering fern between!
The King and all his gentlemen
Are clad in hunting-green.
Cruelly cries the clanging horn,
While yet the dawn is gray -
The King and all his gentlemen
Ride forth to hunt to-day!
Through the wild New Forest, at break of morn,
By paths untrodden and ways unworn,
Went William of England, Norman-born.
Hard at his heels, behind him there,
Brave Herluin rode, and bold Guilbert,
Robert the Flame-brand, and Taillefer.
Laughing and jesting, swept the train.
With jingle of stirrup and bridle-rein.
Tinkle of hawk-bell and tercel-chain.
Blind was the trail they had chanced upon;
No glimmer of sun through the thick leaves shone;
And their hearts grew chill as they galloped on.
"For beware," quoth one, "what mischiefs dwell
In lonely dingle and haunted dell,
Since the Saxon witch cast her evil spell:
“’Who knoweth, she said, no pitying grace,
Shall find this wood an enchanted place,
Fatal to him and to all his race!”
Then the King laughed loud: ''Yet I 'd venture still
More huts to burn over heath and hill.
So my good red deer might roam at will!
Scarce had they trembled the boast to hear,
When his brave horse shuddered, and stopped for fear
Of the cry which smote on his startled ear.
Sweet and shrill as a troubled bird,
Chilling the hearts of those that heard,
“Back - oh, back!” came its warning word.
Then a terror settled upon them there, -
On Herluin brave and bold Guilbert,
Robert the Flame-brand, and Taillefer.
But the soul of a king their leader hath:
“Speak, elfin thing!” he storms in wrath.
“Why dost thou block our palfrey's path?”
She stepped from the screen of a friendly tree,
And “No elf am I, fair sir,” said she,
“But Peter the Plowman's Margery!
“Your path leads straight through my garden bed -
You will trample my roses, white and red.
Pray you, go back as you came!” she said.
Then swift fear changeth to wonder there
In Herluin brave and bold Guilbert,
Robert the Flame-brand, and Taillefer.
But none dared smile while his master frowned:
"How should a garden-bed be found
Deep in the forest's gloomy bound?"
“If it please my lord," - and she curtsied fair.
While an idle sunbeam wandering there
Made fairy gold of her Saxon hair, -
“Years ago, when the days were good,
Many a happy cottage stood
Here, on the edge of the lovely wood.
"Forests threescore had our lord the King,
Yet lacked he one more for his pleasuring
(Truly it seemeth a bitter thing!)
"They burned our homes over moor and fen.
My father fell with the Hampshire men,
And my mother died, for sorrowing, then.
"Under her rose-tree's sheltering shade
Peter the Plowman found me laid -
Oft have I heard it, - a tiny maid.
"And my mother's roses, year by year,
Whisper a message none else can hear,
Save the shy wild creatures that venture near.
“For her sweet sake they grow tall and fine;
And on Mary-days, for a tender sign,
They bloom at the convent's sacred shrine.”
The King looked down on her musingly.
She answered his gaze with a glance as free.
“Pray you, go back as you came!” said she.
He shook the bird from his royal wrist:
“Since the Saxon's curse I yet have missed,
For the gift of a rose I seal the tryst.”
Where the store of the rose-trees bent them low,
She broke him a branch like drifted snow,
And fastened it brave at his saddle-bow.
They turned about, and they left her there,
Sir Herluin brave, and bold Guilbert,
Robert the Flame-brand, and Taillefer.
That night King William sat stern and cold;
But Maud, the Queen, - so the tale is told, -
Wore an English rose in her girdle's gold.
And Taillefer, ere the curfew chime,
Wove the tale in a courtly rhyme,
That men might hear, in the after-time,
How the Conqueror great, in joys and woes
Haughty alike to friends and foes,
Turned aside for a child's white rose!
Now freely, freely, little brown fawn.
The dim glades thou shalt roam -
The King and all his gentlemen
Are winding slowly home.
Merrily laughs the silver horn
Ere yet the dusk is gray —
The King and all his gentlemen
Will hunt no more to-day!