Жарким лето выдалось в Яньане
В грозном легендарном сорокпятом.
Съезды КПК и речи Мао
Жгут сильнее сердце генерала!
Преисполнен праведного гнева
Ву Джеминг к проклятым интервентам!
Сам решить судьбу всего Китая
Вздумал он, тщеславием влекомый:
«Словно витязь эпоса былого
Он верхом въезжает в древний город.
На седле его, в мешке от сои,
Хирохито в круглых окулярах».
Одухотворенный целью этой,
Пишет заявление на отпуск,
Гладит спешно китель свой парадный,
Вещмешок тушенкой набивает.
С мыслью уложиться в три недели,
В трюм пробрался проходящей баржи,
Что возила дизель по ленд-лизу,
А догрузом вафли для Люфтваффе.
Отпуск вышел, кончилась тушенка.
Месяц лишний генерал дрейфует
Без еды, воды, надежд и женщин,
Нож метая в фото Хирохито.
В полдень оживлен причал токийский…
Исхудавший, смрадный, но счастливый
Генерал, прищурившись от солнца,
Вмиг исчез в толпе аборигенов.
В подворотнях дорогих кварталов
Он подкараулил чау-чау.
Никаких табу на случай этот
Нету ни в трудах, ни в письмах Маркса!
Кровь и пух стирая с бородищи,
Он набрел на окна частной школы,
Где щипали струны сямисэна
Гейши и виктимно улыбались.
И в глазах одной прочел он бездну!
В бездне было все: и шепот ветра,
И томленье женское, и песня
О нелегкой пролетарской доле.
Пела, что отдать невинность хочет
Не за деньги загулявшим янки,
Не рантье и не капиталисту,
А борцу за дело коммунизма!
А случиться все должно внезапно
У дворца тирана Хирохито,
В тех больших кустах, что обрамляют
Темные аллеи его сада.
«Знак небесный это совпаденье» -
Шепчет генерал, входя на рынок,
Чтобы обменять парадный китель
На белье исподнее и мыло.
Ночь накрыла Токио. В аллеях
Дремлет императорская стража.
У тропы в кустах, воняя дустом,
Тигр в гамашах тихо притаился.
Легкою походкой семенящей,
Ежась и украдкой озираясь,
Шла давно изведанной тропою
Гейша на внезапное свиданье.
Сотни раз разыгрывал на картах
Генерал в генштабе наступленье,
Брал врага в кольцо и в этот вечер
Каждый шаг он циркулем измерил.
Шаг – и предстает невообразимо
В желтом свете лунного заката.
Два – и достает неотразимо
Символ диктатуры пролетрьята.
Комрад, выбрав путь экспроприации
Частной собственности «средством производства»,
Будь готов к банальному мещанству
И непониманию народа.
Резкой болью в почках намекнула
О неверном выборе объекта
Гейша белоликая, в добавок
Огласив округу ультразвуком.
Оказалось, то актер кабуки
Мирно возвращался с бенефиса.
В КПК вступить без членских взносов
Не входило в кодекс его чести!
Ву висит, подвешенный за палец,
Темечком уткнувшись в пол кровавый.
Зад его нахмурившись вкушает
Плод из императорского сада.
Вместе с застывающею кровью
Бьют в висок глубины подсознанья,
Архетипы Южного Китая
В нелитературных выраженьях:
«Скачет конь по рисовому чеку,
Всадник на коне в доспехах алых,
Стяг зажат в руках, на стяге надпись –
Ху те бя по нес – не сам ты е хал»!
Ветер распахнул врата темницы.
На пороге в призрачном сияньи –
Страх и инквизитор замка Эдо,
Главный цензор вестника «Тиёда».
Не один пришел, за ним влетели
Феи из хёнтая - бОрод восемь,
Гейша белоликая, шалава
И вопрос, пока что без ответа.
Партбилет доставши из кармана,
Он швырнул на пол парадный китель
И на первый план толкнувши гейшу,
На китайском ломанном промолвил:
«Тысяча, конечно, извинений!
Как по-батюшке, простите, вас, не знаю!
Но, по фото вижу, вы – романтик»!
«Да, конечно, грейте пассатижи».
«Извините, отвлекаюсь, служба.
Вижу, что герой и плюнуть в морду
Вы хотите больше, чем сознаться,
Как вот это все, б…ь, приключилось?!?!
Ну, а так как мы интеллигентны
И манеры аристократичны,
Выбирайте, сударь, мотиватор –
Крюк под ребра иль Эдит Пиаф»?
Тянет граммофон «La vie en rose»,
Растворяя в воздухе застывший
Крик на диалекте самурайском:
«Дяденьки, пожалуйста, не нааа…»!
Силы оставляют генерала
И сквозь бред инстинкты ищут выход,
Погружая в пограничный сумрак
Острый ум когда-то и отвагу.
Заплясали демоны и гуи,
Языками извергают скверну:
«Поздравляем, дорогой, с победой!
Верили, ведь лучше ты, чем Ельцин!
В Мымрино поставить криптоферму!
Олигархов загонять в совхозы!
Надя, Надя - Вова меня кинул!
Пид…сы все, оппортунисты»!
Инквизитор, скалясь, нависает,
Вытрясая душу из героя,
Шепчет со зловонием в дыханье:
«Геенаа, Гееенааа, ты рехнулся что ли» ?!
«Дорогой Генадь Андреич, что вы?!
Снова на пленарке задремали!
Мы закон о ТОРах в третьем чтенье,
Б…ь, без вас принять никак не можем!
Голосуем как – единогласно?
Узкоглазым отдаем Отчизну?
Или все-же атомную бомбу
Тихо на границе мы зароем?».
Весь в поту и с мокрыми штанами
Из небытия вернувшись в Думу,
Он нажал на кнопку отрешенно,
Встал и вышел в направленье дома.
Вот Охотный ряд, вот Кремль, Лубянка…
Брел давно забытым пешим шагом.
«Вроде просто сон, но вот осадок
Взялся-то откуда такой гадкий»?
Как в далеком детстве защемила
Совесть за потраченные годы.
«Было столько сил, была возможность!
След какой в истории оставил»?
До утра не мог заснуть. Ворочась,
Вспоминал слова того китайца,
Что замучен был его страстями:
«Пид…сы все, оппортунисты».