Он помнил всё: проклятый дар
за ним пришел из прошлой жизни,
из тех времен, когда Всевышний
бродил по древним городам.
Он вспоминал в своем углу
на Ломоносовском проспекте,
как дул с Кедрона пыльный ветер,
и небо падало во мглу,
как за неясной тенью вслед
он шел уверенно и быстро,
как бились факельные искры
о тридцать чёртовых монет.
Когда в кайму былого дня
луна вползала коромыслом,
а в голове чумные мысли
метались стаей воронья,
кривился в муках тонкий рот,
менялись хроники и лица.
Вот снова пыль, дорога мглиста,
витиеватый поворот
туда, где зло смеялось всласть,
где пахло облако овчиной,
и грязь на кожице осины,
как кровь на ране, запеклась.
Он слышал звон дурных монет
в дрожанье старого трамвая,
когда жена его, зевая,
твердила рядом: «Бога нет».
Летели птицы в никуда,
клевали в голову, покуда
он убивал в себе Иуду,
недоубитого тогда.