Пропустив рюмашечку-другую, дед Сергей возвращался домой достраивать злополучный сарай. Домашние дела и впрямь его отвлекали: сердце приросло к машине, и только ею хотелось заниматься бесконечно!
Тут он был мастер! Видавший виды ЗИЛ блестел, как новенький, его ровно стучащий мотор никогда не подводил. Руки старого шофёра передали бесконечную бережность и тепло каждой детали автомобиля. За много лет он сросся со своим детищем, как Кола со своими скульптурами.
Закончив мытьё и ежедневную наладку машины, дед сажал бывало суетившихся
вокруг него внуков и катал их по посёлку. То-то было радости и восторженного детского визга! Авось не часто любимый ими дедуська приезжал в машине прямо к дому! Катание закончено, но внуки осаждали деда, соскучившись по его весёлым побасенкам:
-Дедуськ, а дедуськ! Стишок расскажи!
Дед Сергей сразу понимал, какой стих ребята хотят услышать: он не раз им его рассказывал, и тут же начинал с хитроватым прищуром:
Вот набат!-Стар и млад
К церкви ринулся:
Где горит? Куда пожар
Перекинулся?
А вон , у церкви
Толпа-катавасия:
Дьякон Кир
Тузит попа Афанасия!
За подвохи получил,
За ехидны,
Не сбирал чтоб
Калачи панихидные!
Стих был длинный... ( Откуда он знал стихи Демьяна Бедного?...), но рассказывал их с задорным юморком, посмеиваясь глазами и уголками рта, доводил до заливистого смеха своих внучат. Назвать его безбожником было нельзя: никто никогда не слышал от него ни единого слова против Бога, к иконе Казанской Богоматери,висевшей в доме, и он, и Катерина относились с благоговением. Однако живи он в эпоху Возрождения, как балагур Кола, "могло бы запахнуть костром"!
- Ну, поняли, белобрысые? - Жадничать нехорошо! А то и над Вами смеяться будут!А теперь марш спать!
Долгий летний вечер висел над посёлком послезнойным маревом, навевая уставшим детишкам приятные сны. Деду Сергею не спалось.
Сев на скамью у дома, он с наслаждением дышал полусумерками июньской ночи,
тихонько спускавшейся на старые высоченные берёзы родной улицы. Сиреневость неба будто просачивалась сквозь ветви и стволы раскинувшейся перед ним рощи,
пропитываясь запахом березовой листвы, трав и цветов. В самую вышину неба был врезан тонкий месяц, а звёзды пробивали пространство будто фары , мигающие из далёкого далека...
Завтра предстояла длительная командировка: надо было рулить в Казахстан.
Там предстояло пробыть всё лето, пока не закончится уборочная. Сергей Семёнович не любил такие длительные разлуки с домом: Бог-весть, что может случиться в длинной дороге да в незнакомом краю... Его сердце ещё не забыло и не забудет никогда долгие годы фашистского плена,разлуку с родной землёй, на которую он вернулся чудом.
Предстоящая трудная работа его не пугала: не впервой! В душе саднило оттого
только, что он не будет каждодневно возвращаться к скромному уюту своего дома,
с кружевными подзорами и белыми занавесочками на окнах, где теперь красовлась распустившаяся герань. Скучно будет без этой говорливой ватаги внуков с их вечными:"почему?", "а зачем"... Любознательные очень они у него...
Ехать явно не хотелось! Сейчас он предпочёл бы даже достраивать сарай
под беззлобное пиление своей Катерины, в общем-то женщины простой и очень доброй. Он утешал себя: "А... Нету худа без добра: деньжат подзаработаю,
кому-что надо из одежонки справим! - А там и отпуск! -С Катюхой "гульнём"!".
Обычно после возвращения с уборочной его ждала золотая осень Подмосковья,
пора разъездов по гостям! Родственников было много, да не дальние, а самые, что ни на есть близкие: Катины сестры, брат, племянники и племянницы, вдова погибшего на войне брата, и у неё остались дети - полусироты...
Сергеевы родители жили здесь, недалеко, на другой улице. Он виделся и с ними, и со своими сёстрами часто, а вот к Катиным родным ездили в основном по праздникам. Катерина покупала всякой всячины: недорогих гостинцев для детей,
продуктов для застолья, делала это тщательно, обдумывая , кому-что, и чувствовала себя по-настоящему счастливой от предстоящих встреч с родными за бесхитростным, но радостным застольем!
-В первую очередь, поедем к Елене,-утверждала Катя. Как она там с детьми-то одна? Управляется ли с хозяйством? Тяжело ей, бедолаге: всё в одни руки..."
"Катюха ты моя Катюха!",- думал Сергей,- "Во всём свете такой золовки не найти!"
Елена, жена Катиного погибшего брата, любила её как сестру родную и встречала родных с искренней радостью, как,впрочем, и все остальные родственники, которых
они навещали ежегодно осенью.Возвращались из своего "круиза" с подарками родных:
грибами да ягодным вареньем.Катя и Сергей звали к себе, и их дом практически никогда не пустовал: к ним ехали запросто, с охотой, как едут к действительно близким людям! Такой уклад отношений с родными привнесла в дом Катерина. За это её любили и уважали все: она была верной хранительницей семейного клана, женщиной с золотым сердцем, умеющей сочувствовать, понимать, прощать. А что до пиления?- Так это же просто самозащита от вечного балагурства её мужа, от его манеры говорить не то в шутку, не то всерьёз.
Вечер сгустился в тёмную синь. Стало прохладно, да и время позднее.Сергей хотел было подняться и идти в дом, но тут подошла вернувшаяся из института Надя.
"Что грустишь в одиночестве в такой чудный вечер?",- сказала она, приветливо улыбаясь. Дед засмеялся: "Видать прошло моё время с девками-то по лавкам сидеть! Обидно, конечно, но я не грущу, а так... Думу думаю... Пойдём -ка в дом,
зябко что-то, да и есть, небось, хочешь?".
На террасе за ужином разговор продолжился. Надя,как всегда, любопытствовала о войне, лишь чуть обмолвившись о делах в институте и о своём предстоящем замужестве. Война для него была непростой темой...
Сергей не называл Надю дочкой: просто Надя, но относился к ней по-отцовски.
Ему по-сердцу был её неподдельный интерес к его незабываемому прошлому.Оно и теперь приходило к нему в снах, тревожило душу до слёз,особенно в дни праздника Победы,когда на груди его родных и близких сверкали ордена и медали. А ему не пришлось заслужить награды... Где уж тут: в плен попал прямо в первые дни войны.
Дед никогда не жаловался на несправедливость судьбы, но Надя всем сердцем чувствовала суть его мучительных пожизненных переживаний: он был заклеймлён словом:"военнопленный", оно обжигало как кипяток и таило в себе все последствия
послевоенной демагогии. Душа его кричала в бессильном отчаяньи: "Вы что думаете,
я трусил? Воевать не мог, как другие? - Мог! Хотел!- Но не вышло...".
В этот вечер он рассказывал про плен, про то, как крестьянствовал в концлагере на немецких полях. Всего натерпелся: и голода, и холода, и страха,и каждодневного нескончаемого осеннего дождя, и пронизывающего до костей ветра, и, самое главное, -унижения!
Условия плена, что пули войны:не выбиралии не щадили! Смерть могла прийти когда угодно и откуда угодно, порой просто по прихоти какого-нибудь очумевшего от злобы фрица. Кто может понять, что чувствует человек, достоинство которого выбивают кнутом, пинанием сапог, ударами прикладов, находящийся в безысходности, как повязанный зверь за решёткой клети?! - Только тот, кто понимает разницу
между страхом смерти тех, кто идёт в бой, и тех, кого страх смерти каждодневно пытает унижением здесь, в плену.( продолжение следует).