1.
Вдали чуть слышен колокольный звон,
Басами долетая до Онего;
Уже весна, но под кустами снега
Ещё полно; лишь ветра вой и стон
Застрял в густых ветвях сосновых крон –
Его вконец запутанного сленга
Я не пойму: то скрипнет, как телега,
А то трубит, как африканский слон.
Весна, и на Онего ледоход,
В тумане ледокол ломает лёд;
По набережной мелкими шажками
Идут неторопливо старики,
Доносится к ним звон из-за реки,
Сливаясь с пароходными гудками.
2.
Сливаясь с пароходными гудками,
Гремят оркестры с самого утра,
Уже все встали, завтракать пора;
Соседи вновь сцепились языками,
Глаза сверкают злыми огоньками –
Куда-то подевалась кобура,
Не дом, а прямо чёрная дыра! –
Того гляди, обрушится цунами.
Сосед наш Стёпа – бравый постовой,
Ему на пост на главной мостовой –
Махать руками с пёстрыми флажками.
А там течёт нарядная река,
Несёт портреты лидеров ЦК…
Когда-нибудь мы станем стариками…
3.
Когда-нибудь мы станем стариками
И вспомним про «холодную войну»
И в Лету сиганувшую страну,
Что наши деды-прадеды штыками
Отбили у врага и сапогами
Месили грязь и пёрли по говну,
На переправах с матом шли ко дну,
И в смерти оставаясь мужиками.
Потом нашлась у власти тьма врагов –
В стране нет хлеба, но полно оков,
И слышен отовсюду бабий стон.
Мы долго жили молча, под сурдинку –
Поставим же затёртую пластинку
И будем вспоминать «Шестнадцать тонн»1.
4.
И будем вспоминать «Шестнадцать тонн»,
Горланить песни, целовать подружек,
Пить хлебный квас из пол-литровых кружек
И верить: каждый той весной влюблён…
Фигуру мягко обтекает лён,
Над ухом прядь упрямых завитушек,
Плевать, что на скамейке – рой подружек,
Их взглядами никто не обделён.
На лавочках сидящие старушки –
С вязаньями, но ушки на макушке, –
Без них немыслим был пейзажный фон.
А в воздухе витала «Рио-Рита»2,
Мурлыкала «Ади;ос, Мадречита»3 –
Крутил пластинку каждый патефон.
5.
Крутил пластинку каждый патефон,
И песня разносилась по округе:
Шульженко пела нам о старом друге4,
И подпевал ей весь микрорайон.
Сосед за стенкой дул в свой саксофон,
А вопли, рёв и вой его супруги
Слышны, наверно, были и в Калуге, –
Такой бесплатный нам аттракцион.
Карельская недолгая жара
Мальчишек уносила со двора
На берег с жёлто-бурыми песками;
Ловили хрупкий северный загар
И солнца принимали щедрый дар –
Ныряя и плескаясь за буйками.
6.
Ныряя и плескаясь за буйками,
Не слишком много думали о том,
Что градусов сегодня за бортом
Лишь двадцать, – над такими пустяками
Не думали, гребли себе рывками,
Скользя по водной глади животом,
Скорей стремились к берегу – потом
Озноб смиряли бе;гом и прыжками.
Когда хотелось, шли ловить лещей, –
Поймав для кошки с дюжину ершей,
Себя уже считали рыбаками.
Не часто, но катались на плоту,
Ведь кое-кто из нас имел мечту –
Себя воображали моряками.
7.
Себя воображали моряками:
Тельняшка, чуб с вихром и брюки-клёш,
В кармане непременный финский нож –
С такой шпаной, с такими босяками
Мы были закадычными дружками
(Двор полон зарецкой5 шпаны – так что ж! –
Киоск обчистить или выпить ёрш
Для них тогда считалось пустяками),
И всякий сброд районного масштаба
Усвоил, что двор наш – навроде штаба,
Не лезли, обходя нас, на рожон.
Весною же, проснувшейся от стужи,
Считали мы кораблики на луже
Плывущими далёко, за кордон.
8.
Плывущими далёко, за кордон,
Мы видели героев на экранах,
Они привычно жили в дальних странах
И смело говорили: Mill pardons6,
Мадам, я в Вас по палубу влюблён7, –
В бушующих морях и океанах
Бросались в волны, пили в ресторанах,
Крушили всё подряд, как в лавке слон.
Мы знали лишь одну свою страну,
Не зная, что корабль идёт ко дну,
Окажемся – кто где, а я – на юге.
Пока же – школа, Зарека, друзья,
Живём, легко по времени скользя…
Звон колокола льётся по округе.
9.
Звон колокола льётся по округе,
Ещё запрета нет на этот звон,
Старушек он влечёт со всех сторон,
Они спешат – в жару, а то по вьюге,
Спешат, забыв о старческом недуге…
С высоких сосен карканье ворон,
Вливаясь в колокольный перезвон,
Неслось до самой крохотной лачуги,
Церковный звон врывался в школьный класс,
Безбожники мы были, но подчас
Сбегали от нудятины и скуки
В богато разукрашенный собор;
Из школы вырываясь на простор,
Мы знали: не забудем друг о друге.
10.
Мы знали: не забудем друг о друге –
И не забыли за полсотни лет,
Хоть школы номер восемь нет как нет8 –
Не знаю кто, ворюги ли, подлюги
Снискали эти мнимые заслуги,
Им всё равно пред будущим ответ
Держать, их не спасёт авторитет,
Ни оправданий лживые потуги.
Коль скоро мы давно уже не дети,
Мы тоже перед будущим в ответе,
У каждого из нас есть свой резон,
Рассеяло нас всех по разным странам,
Но до сих пор не кажется нам странным
Мальчишества незыблемый закон.
11.
Мальчишества незыблемый закон –
Святая дружба, что бы ни случилось,
Нам сызмальства претила меркантильность,
Не ведали сомнений и препон,
Но без нужды не лезли на рожон
И не надеялись на чью-то милость,
Хотя и знали, сколь мощна всесильность,
Трубе предпочитали саксофон.
Приятелей мильон, но друг один,
А кто живёт иначе – тот кретин,
Усвоить всё такое с малолетства
Помог нам скудных лет убогий быт,
Когда не каждый день от пуза сыт, –
Не ведали пустого дармоедства.
12.
Не ведали пустого дармоедства,
И нам хватало, были все равны
В пределах нищей праздничной страны –
И нашего дворо;вого соседства.
Я помню, рад был получить в наследство
Лицованные папины штаны,
Ушитые до нужной ширины, –
Так жили все, не ведая эстетства.
Из школы прибегая на обед,
Варил картошку или пёк омлет,
Потом уроки делал – в темпе престо9,
Во взрослость без задержки, как сверчок, –
Не шаг за шагом, а в один прыжок
Стремясь скорее завершить из детства.
13.
Стремясь скорее завершить из детства
Рывок в самостоятельную жизнь –
То скорбную, как горькая полынь,
То мягкую, как нежная невеста,
То чёрт те знает, из какого теста,
Когда всепроникающую стынь
Сменяет несусветная жарынь,
Бездарная, как акция протеста, –
Так вот, стремясь из детства убежать,
Ну разве мы могли дорогу знать,
Но взрослось нас манила в свой вагон.
Твердили нам, что некуда спешить, –
И всё ж мы торопились завершить
До юности безумный перегон.
14.
До юности безумный перегон –
Учёба, увлеченья, расставанья,
Проснувшиеся первые желанья –
И вдруг прозренье, что не в ту влюблён.
Закончен наш любовный марафон –
Остались навсегда воспоминанья
И мысль о том, что не шагнул за грань я,
Поставил точку верный почтальон.
Не знаю, право, как всё так совпало, –
И вот другой истории начало:
Не Зарека, уже иной район
Стал нашим домом – новая квартира,
От прежнего отличный облик мира;
Вдали чуть слышен колокольный звон.
IV. МАГИСТРАЛ
Вдали чуть слышен колокольный звон,
Сливаясь с пароходными гудками;
Когда-нибудь мы станем стариками
И будем вспоминать «Шестнадцать тонн» –
Крутил пластинку каждый патефон,
Ныряя и плескаясь за буйками,
Себя воображали моряками,
Плывущими далёко, за кордон…
Звон колокола льётся по округе,
Мы знали: не забудем друг о друге –
Мальчишества незыблемый закон.
Не ведали пустого дармоедства,
Стремясь скорее завершить из детства
До юности безумный перегон.
ПРИМЕЧАНИЯ
1) Sixteen Tons (рус. Шестнадцать тонн) – популярная песня, повествующая о тяжёлых условиях труда и бедственном положении шахтёров-угольщиков США в период «Великой депрессии» 1929-1939 годов. Песня была записана в августе 1946 года американским кантри-исполнителем Мерлом Тревисом, была выпущена в следующем году в составе комплекта из 4-х синглов «Folk Songs Of The Hills», но особого успеха не имела. В октябре 1955 года Теннесси Эрни Форд записал свою версию песни. Песня «Шестнадцать тонн» была так популярна в 60-е годы в СССР, что люди, не зная оригинального текста, придумывали свой и распевали на вечеринках. Вот один из вариантов:
Шестнадцать тонн, умри, но дай!
Всю жизнь работай, всю жизнь страдай.
И помни, приятель, что в день похорон
Тебе мы сыграем «16 тонн».
2) Оригинальное название: «F;r dich, Rio Rita» («Для тебя, Рио Рита»), 1932 год. Автор музыки – композитор Энрике Сантеухини, испанец, перед войной живший и работавший в Германии и Швеции. Авторы немецкого текста О. Адам и Дж. Брест. Запись пасадобля в исполнении оркестра под управлением Марека Вебера, сделанная без текста, но зато с кастаньетами, в 1937 году попала в СССР, где снискала огромную популярность – настолько, что Риоритами даже называли дочерей.
3) Мексиканская песня «Прощай, мамочка».
4) Пластинка с «Песней о старом друге» (музыка Бориса Фиготина, слова Ильи Суслова и Юлия Бидермана) в исполнении Клавдии Шульженко была выпущена Апрелевским заводом грампластинок в 1963 году.
5) Петрозаводский район Зарека заселялся с первого десятилетия XVIII века. Название произошло от расположения района – за рекой от административного центра слободы. Преобладающим населением Зареки являлись рабочие, жившие в деревянных домах. Район был одним из самых криминогенных в городе.
6) Тысяча извинений (франц.).
7) Аллюзия на строку «Я теперь по мачты влюблена» из стихотворения «Разговор на одесском рейде десантных судов “Красная Абхазия” и “Советский Дагестан”» Владимира Маяковского.
8) Жители Петрозаводска просят восстановить заброшенную школу. «Уже около 12 лет пустует здание школы № 8 (31) на улице Волховской 10. В 2005 году школа была закрыта на капитальный ремонт, но по сегодняшний день ничего не сдвинулось с мертвой точки, школа стоит и разваливается на глазах, также пустует прилегающая к школе территория, нам, выпускникам, очень обидно, проходя мимо школы, смотреть, как она разваливается с каждым днём», – говорится в обращении к главе Карелии и президенту России Владимиру Путину, опубликованном на сайте change.org. О том же можно узнать из репортажа «Вести-Карелия» на телеканале «Россия-1», опубликованного 28 июня 2017 года (http://www.youtube.com/watch?v=PouXBQUOJMQ).
9) Пре;сто (от итал. Presto – быстро) – музыкальный термин, характеризующий особо быстрое исполнение произведения.