Тревога днюет и ночует
над разворованной страной,
под крышей брошенной лачуги,
под сводом виллы дорогой.
Я понимаю: априори
не будет рая на Земле,
но перехлёстывает горе,
но задыхается во зле
недоумённый человейник,
не зная, что же предпочесть:
потоков инфернальных веянье
или евангельскую весть.
Так было, есть и снова будет…
Смотрю с надеждой в облака –
на жертвенном небесном блюде,
как агнец, теплится закат.