И когда
заполнять твои пустоты придет вода,
голубая, точно портновский мел,
расскажи ей, да,
всё, чего не успел, не посмел,
всё, чего не желал, о чем не жалел.
В голубой воде – голубое желе
чуть подрагивающих медуз.
Ты не бойся, и я не убоюсь.
Златоглавой Москве – златогривые лошади,
растворяются площади в золотистом дыме.
Мы уходим, потому что были хорошими,
подступает очередь быть плохими.
И когда
остается только белое перышко,
проскользившее по глади пруда,
не гляди туда, не входи сюда –
я наполнен смертью по самое горлышко,
горек запах её и вкус.
Ты не бойся, и я не убоюсь.
Я сказал бы, что люблю тебя, будь это истиной,
что там могут мертвые души – дышать в затылок?
Все равно пытаюсь, потому что придумана письменность
и густыми потеками на белых листах застыла.
Потому что больше некого обвинить
в златобоком яблоке, расколовшемся на клыках.
У меня из-под ребер выходит красная нить,
зацепившаяся за твой рукав.