Архангельск
Среди старых домов я легко завожу друзей
И знакомых.
И, куда б ни приехал, если там есть музей –
Я дома.
Варандей
А что насчёт сиротства и блаженства,
Они в час-пик, быть может, и видней.
Но есть такое место – Варандей,
Там ветер лют и вкалывает люд
Во имя нефтегазовых прожектов,
Уверенный, что дальше не сошлют.
Поскольку дальше некуда: земля
Здесь незаметно стала океаном
Под снегом. Лишь ледовый панцирь рваный
По следу ледокола-корабля
И выдаёт, что суша позади,
А дальше средь зелёного рассола,
Как жир в тарелке, крошево из льдин,
И ветер вечно воет своё соло.
На триста километров лишь песцы
(Причём во всех значеньях слова) рыщут.
И сколько ни тверди себе «Не ссы»,
Но ощущенье крышки или днища,
Что в некотором смысле есть одно,
Не покидает. Глянешь за окно,
А там - десяток огоньков горит,
Железо мёрзнет и течёт Гольфстрим,
Невидимый, поскольку подостыл.
И только тем его присутствие заметно,
Что ледяные кораблям листы
Кроить легко – их толщина четыре метра
Всего. С сиротством, в общем, нормалёк.
Блаженство же здесь ощущают люди,
Попав в тепло и отхлебнув чаёк,
И размышляя – то ли ещё будет.
Не для крыловских стрекозлов здесь дом
И климат. Всё наглядно, без подвохов:
Здесь можно только вкалывать и дохнуть –
Одно из двух, точнее, два в одном.
Кому-то эта простота из песен Лепса
Мила, наверно. А меня зовёт
И манит сложностью домой круговорот
Полутонов, сомнений и рефлексий.
Но только завтра будет вертолёт.
Нарьян-Мар
Хорошо, когда, чтоб куда-то пойти,
Разрешенья не надо просить.
Хорошо, когда можно вызвать такси,
И псы, а не песцы
Пробегают. Что в телеке есть балет,
Хорошо. И плохо, что столько рыбы
Вокруг, которая всем обрыдла,
А кошек при этом нет.