У любви нет одной великой вещи,
но есть другая: нет конца ей,
и есть начало.
«Увидимся в середине осени ровно в тринадцатый день», –
Сказал Аквилон трём черным теням между камнями сирен.
И сжал кулаки, скрежетая зубами сточенными от злобы,
Дошёл до белого дома на горе высокой в мокром ознобе,
Оставив между глыбами кусок своего желанного сердца
Залёг на белые простыни в мыслях, как в мире б согреться,
А третья, младшая, расхотела петь и зазывать моряков –
Рыбак поймал рыбку не золотую, чешуя платиновая, как пиров
Скатерти у господ и напыщенных в кринолинах старых дам –
Воротишь нос и не ведаешь, как приближенные любят эдакий срам.
И губа не тонка – захотелось дотянуться до дочери Лиры,
А она не бастует – просит плату высшую и ей не слезу ювелира,
Не хрустальную, не бриллиантовую, не алмазную, а чистую:
Просит мать за дочь-красавицу душу радостную и душистую,
Распускающуюся у рыбака уже долгие месяцы у камней
«Отдавай, – говорит, – свою жизнь за одну из моих дочерей».
И уснув беспокойно, ворочаясь, еле дыша и ломая руки,
Рыбак просыпается где-то не в хижине, а рядом сидят внуки,
Пускают пузыри изо рта и улыбаются широко на полу холодном –
Рыбак без надежды стать в жизни счастливее безрассудно
Отдавая задаток, поклонившись матери всех глубоких морей,
Тысячу лет назад продал душу
за одну из бездушных пучин дочерей.