Рождается ребёнок – белый лист,
на нем ни буковки, ни малой точки.
Мелькают годы, и уже не чист
листок: из запятых возник росточек.
Стал заполняться памяти архив.
Год сорок первый – ранняя ячея.
Сигнал бомбежки – ноющий мотив –
в землянку гонит строже и бойчее.
У взрослых сумрачный, суровый взгляд.
Темно. Язык коптилки сонно светит.
Все ждут, где новый громыхнет снаряд.
Считают: раз… второй, неужто третий?
Давно то было… Мой архив созрел,
заполнен так, что отлетают крышки.
Но странно: рой ячеек не у дел,
мертвы, оттуда голосов не слышно.
Другие голосят и гомонят,
цветные запускают киноленты.
Какой закон высвечивает ряд
живой, огнем фиксирует моменты?
Не знаю… Ими линия, судьба
прочерчена, блестит передо мною:
шаг на попятную… не то... борьба
с самой собой, с нехватками, с бедою.
Ошибки… Есть особые. В глазах
темнеет при одном воспоминанье.
Оценки изменились, но назад
дороги нет. Бессильно их признанье.
Тут словно бы из табакерки черт,
выскакивает память о постыдном.
Ну, мелочь, ну, случилось, низкий сорт
моих поступков… Их уже не видно!
То совести отчаянный порыв
дать подзатыльник за дела былые.
…А памяти священные дары
рисуют – ярче! – линии святые.