Вы спросите, почему я так много и часто пишу о женщинах? Или не спросите? Почему объявляю дурацкие конкурсы на самое хитрое женское имя? Почему рассказываю сказки про звездолет, на котором миллион лет назад из Альфа Центавра Кассиопейской Андромеды прилетели все женщины и кошки, а я был у них командиром и с тех пор знаю всех женщин и кошек в лицо? Да разве мужчина может говорить о чем либо с восхищением, кроме, как о женщинах. Будучи при этом верен только одной своей любимой.
Просто женский народ - это действительно инопланетный народ. Даже иногалактический. И на генетическом уровне - пёрфект стрейнджерс. Для тех, кто полез в нагло-русский словарь переведу: "совершенно странные, совершенно чуждые". Это не "Чужие" из американских ужастиков, а просто НЕПОЗНАВАЕМЫЕ летучие объекты – ЖЕНЩИНЫ. Я понял это, когда мне было года три или четыре. В садике. Когда нас повели днем на прогулку. Перед обедом. Вот позавтракали, позанимались немного в садике складыванием кубиков, потом стройной шеренгой по двое, взявшись за ручки, мы почапали в сторону сквера, где стоял памятник поэту Самеду Вургуну. В детстве я, смеша взрослых, как-то сказал: "Самец Вургун", вместо "Самед". Хотя вовсе не хотел их насмешить. Просто перепутал слова. И, кстати, я совершенно не помню этого. А взрослые, с которыми я уже давно сравнялся взрослостью и возрастом, это помнят почему-то лучше меня.
И вот мы в сквере. Носимся, шалим, играем. О, сколько энергии у детей! И ее надо всю вылить, потратить. Но она все не кончается. Ведь каждый ребенок это практически – вечный двигатель. Пока не вырастет. И не станет усталым, затраханным жизнью и работой взрослым.
В нашей группе были девочки. Нет, конечно, нас было поровну примерно. И девочек и мальчиков. Но были и особенные девчонки. Вообще ни на кого не похожий народ! Держались своей компанией. Немного снисходительно-свысока-отстраненной. Мне так нравились эти девчонки. Интересно было бы увидеть их сейчас. Какими они предстали бы в свои полвека? Ведь это ужас, что время делает с девчонками!
Но тогда это были совершенные "пёрфект стрейнджерс". И они играли в свои игры. Что-то типа шахмат или шашек. Но не фигурами или черными и белыми кругляшками, а квадратными дольками шоколада. Разломили плитку на квадратики и передвигали их на салфеточке, аккуратно постеленной на траве.
Ах, как мне хотелось поиграть в эту чудесную игру вместе с ними! Но меня не допустили к себе эти холодно отстраненные снежные королевы, все сплошь русоволосые с льдистыми прозрачно голубыми глазами девочки. В начале 90-х, обчитавшись Толкиена, я сказал бы, эльфийские прынцессы!
Ладно, не хотите принимать меня в игру, то я с Сережкой, который подошел ко мне откуда-то сбоку, ушли в другой конец сквера играть. Там был еще толстый Вадька. А у него в кармане настоящие, не иначе стащенные у деда, боевые ордена. Не медальки на колодочках, а именно ордена. Красной Звезды, помню орден, Боевого красного знамени, что-то еще. Ух, как хотелось мне тоже такими поиграть. Да толстый, противный Вадька зажал в кулачке награды своего деда и убежал от нас, смешно вскидывая задом.
Сережка говорит: "Да ладно, ну его, жадину! Пойдем лучше, вот у солдата медали попросим!". Неподалеку на скамейке присел высокий парень в солдатской форме. Наверное, в увольнении был. На груди у него были значки. Обыкновенные значки за классность, за отличные показатели в спорте, значок парашютиста. Не боевые медали, нет. А именно значки мирного времени. Но для меня тогда и это было откровением. Я ведь и само слово "медали" услышал тогда впервые от Сережки. И орденов-то не видел. Нет, дед мой еще был жив. И когда мы с родителями приходили к нему в гости, дед обнимал и целовал меня, дарил какую-то сладость или игрушку. Но медалей своих не носил. Даже на пиджаке выходном. Медали его лежали себе, наверное, где-то в шкафу. Это несколько лет назад я нашел на сайте "Подвиг народа" и имя деда, и один из его орденов – Красной Звезды, и оцифрованное представление к награде, написанное малоразборчивым почерком на пожелтевшей бумаге.
И сейчас, увлекшись фалеристикой, начав собирать ордена и медали, правда, все больше копии, современные муляжи, я держу на своей ладони те самые богатства, за которые в детском саду, казалось бы, многое чего отдал бы, и вспоминаю 90-е, как бабушка продала по бедности Золотую Звезду Героя и орден Ленина покойного деда. Другого деда, который умер за девять лет до моего рождения...
Мы подошли к солдату и Сережка, как более нахальный, по взрослому обратился к солдату: "А не могли бы вы дать нам свои медальки?". Солдат улыбнулся и покачал головой. "Ну, что вам, жалко что ли?" - не отставал Сережка. Солдат ответил: "Это мои знаки отличия. Вот вырастешь, пойдешь в армию, сам заработаешь себе такие же". Солдат ласково потрепал Сережку и меня по голове. И тут к скамейке, где он сидел, подошла девушка. Красивая, просто восхитительная, в развевающемся платье в горошек. Солдат махнул нам на прощанье, и они ушли с девушкой. Может, в кино, а может еще куда. Как зачарованные стояли мы с Сережкой, разинув рты, и смотрели уходящей вдаль красивой молодой паре.
Потом Сережка куда-то от меня убежал. А я вернулся к девочкам, которые уже успели наполовину съесть свои шоколадные шашечки. Скромно потупившись, я встал возле них, молча восхищаясь их красотой, но еще больше желая получить хоть один квадратик шоколада.
Главная заводила у этих русоволосых, льдистоглазых небесных созданий посмотрела на меня с пониманием и поманила к себе. "На, Игорек, возьми!". И дала мне чуть подтаявший на солнце кусочек шоколадки. Это было настоящее счастье. Меня приняли в игру. Пусть и в самом ее конце. Угостили шоколадкой. Невинное и счастливое детство, в котором больше ничего и не надо было. Оно прошло. Оставив после себя ощущение райского блаженства. Вернуть бы его!
14. 02. 2018