В Нью-Йорке, в Метрополитене,
"Онегина", друзья, дают,
И по космической антенне прямёхонько передают
На весь крещёный мир событье.
Дабы усвоил муз любитель,
Что Русь в Америке в цене,
Поют на русском языке.
Татьяны партию Нетребко
Не преминули предложить,
Чтоб голосом обворожить,
Умы стоящие не крепко.
Тем самым, как бы подтвердив,
К России уваженья миф.
Всё б ничего, но без подвоха,
Благого от врага не жди.
Со сцены ушлые пройдохи
Свою политику вели.
Там русским духом, и не пахло!
От возмущения бы ахнул
Создавший славный сей роман -
Какой гротеск! Какой обман!
Какое разочарованье,
Кулис ничтожность созерцать,
Конфузно от стыда сгорать,
Оплакивая ожиданья!
Но отличить лишь русский мог -
Где подлинник, а где подлог.
Застыл весь мир. Начало близко.
Ведущей дали пять минут,
И та, с восторгом, на английском,
Событий обсказала суть.
Известно всем, что наш Онегин -
Аристократ. Весьма не беден.
Татьяну ж - "Country Girl" небрежно,
Американские невежды,
Дворянки умаляя стать,
Без пояснений и амбиций,
Лишь "деревенскою девицей"
Позволили себе назвать.
Но позже выяснилось всё же,
Что образ с описаньем схожи.
Поместье Лариных. Поместье ль?
Ущербный деревенский дом,
И сёстры, словно на насесте,
Сидят на лавке под окном.
Одеты Ольга и Татьяна,
Не в шёлк, не в кружево, а в странный,
Из ситца бедненький наряд.
Как будто с окон был он снят.
Фасоны Чеховской эпохи,
С опереженьем на сто лет.
На барынь - и намёка нет.
На сцене скачут скоморохи...
Какой-то завалил народ...
Иконы, пляски, крестный ход...
И тут, с безудержною страстью,
Толпа пустилась в дикий пляс.
Девицу стали рвать на части,
При этом весело смеясь,
Её, то по полу валяла,
То, как попало, вверх бросала
Ватага грубых мужиков.
По-видимому был таков
Фольклор наш русский в представленьи
Американских "светочЕй":
Чем примитивней и дичей -
Тем ярче духа проявленье.
Но то кривлянье и юродство,
С фольклором не имело сходства.
Россию древней и дремучей
Представил миру режиссёр.
Собрал он "всё и вся" до кучи,
А публика, весь этот вздор,
Воспринимала бесподобно,
Как было авторам удобно,
Как бы воспринял барин сытый
Веселье черни неумытой.
Душа, пощёчин не снеся,
Покинуть ложу умоляет.
Её ж остаться убеждает
Рассудок, интереса для -
Как много дальше будет л;жи?
Помилуй души их, о Боже!
Конца насилу дождались,
Души терзаний и девицы,
И страсти малость улеглись.
Вбегает Ленский во "светлицу".
Удара разочарованья
Не избежать образованью!-
Романтик юный и поэт,
Точь в точь, как Горький, был одет.
Какой-то мятый пиджачок,
Из тонкой, белой, льняной ткани...
Блондин с короткими власами.
А где же лоск, воротничок?
Вид жалок и довольно бледен.
Тут, положенье спас Онегин.
Высок, красив, со взглядом хладным,
Взошёл на сцену, как на трон,
Хоть шведом был певец, всё ж ладно
И чисто пел на русском он.
Но нищета убогой сцены,
Достоинства сбивала цену,
И беспощадно подавляла.
Свели на "нет", оригинала
Возвышенный, изящный стиль.
Как розу б, вдруг, какой невежда,
Не церемонясь с ней, небрежно,
В ночной горшок бы посадил.
И эту ложь, и этот вздор
Весь мир смотрел. Какой позор!
Негодованье присмирив,
Терпеньем запаслись на время,
Своё вниманье обратив
К разливам музыки и пенья.
Нетребко голос раздалсЯ...
То, как рекою разлилсЯ,
То, как о брег волной ударил...
Затих... и крылья вновь расправил,
И вдруг, под камень сводов взмыл,
Неся в себе, как дар небесный,
Чайковских нот поток чудесный,
И там парил, что было сил...
Закончив арию спустился,
И занавес на миг закрылся.
Слышна какая-то возня.
Меняют декорацьи, видно.
И вот на складе мы, друзья...
И вновь за Родину обидно!
На овощном огромном складе!
Ну прочитайте ж, Бога ради,
Вы, мастера искусств и сцены,
Роман, для общества бесценный!
В нём Пушкин русским языком,
Сбор ягод спелых на варенье,
Нам описал. И девиц пенье,
Имело также смысл в нём:
Чтоб ягоде всей уцелеть,
Им приказали громко петь.
На сцене ж тыквы, кабачки...
Сельско-хозяйских достижений
Десятки ящиков полны.
Из овощей варить варенье?
И здесь, средь кабачков и тыквы,
Услышал Бог её молитвы:
И к ней, к Татьяне нашей нежной,
Послал Онегина. С надеждой,
Ответных чувств Татьяна ждёт.
Онегин, хладностью известный,
Вердикт ей вынес, столь нелестный.
Тут ящик яблок. Он берёт
Одно из них, кусает с чувством,
И прочь! Великий мир искусства!
Дожить до паузы, до первой,
Всё ж удалось. Скорей в буфет!
Коктейль по-крепче! Сдали нервы!
Буфетчику и дела нет.
Он равнодушие внушает,
Сиропы разные мешает,
Чтоб даже взгляду было вкусно,
Творит своё он здесь искусство.
Вот побежал сироп клубничный,
Как ручеёк меж граней льда,
За ним гремучая вода,
Сок ананаса... Что ж, обычный,
Весьма, коктейльный сей процесс,
Всё ж вызвал некий интерес.
Звонок. Второе отделенье.
Уже сменили антураж.
Татьянин праздник - день рожденья.
На сцене шум, ажиотаж.
Но хочется кричать:"Не верю!",
На сцене бурному веселью:
Стен закопчённость, тусклый свет,
Костюмов бедных мрачный цвет.
Ни платьев бальных, ни воздушных,
Скользящих по плечам боа...
Картина жалкою была.
А как писал в романе Пушкин?:
"И бал блестит во всей красе".
Как не старалась, всё же мне,
Поминки, больше, бал напомнил,
Тоской и тусклостью своей.
Но, о плохом не будем. Полно.
Тут, начали смешить людей:
Двум мужикам на лица маски,
Придав веселию острастки,
Не преминули нацепить,
На четвереньки опустить.
Надев на шеи из верёвки
Петлю с собачим поводком,
Их посадили под столом.
Гнусней не выдумать издёвки!
Такого варварства, друзья,
В романе не встречала я.
Глаза Татьяне завязали,
И посадили пред столом,
Где два чудовища уж ждали
Момента нужного. Потом,
Сняла повязку Таня: что же?
Пред ней ужасные две рожи,
Рычат, кусаются и лают,
Что силы есть, её пугают.
Хотелось встать, и выйти прочь!
Как представляют русских миру?
Сюда бы армию в мундирах,
Да разнести всю сцену вклочь!
Кому ж был вздор весь этот нужен?
Но дальше было ещё хуже!
Уже успели разругаться
Онегин с Ленским на балу,
И, разумеется, стреляться
Решили други поутру.
Вдруг шок очередной! На сцене
Стоят Владимир и Евгений,
И секундант, внеся оружье,
Вручает дуэлянтам ружья!
Как только топоры раздать,
Не умудрились режиссёры?
И подневольные актёры
Из ружей принялись стрелять.
Видать, на складе костюмеров,
Не оказалось револьверов.
Достиг абсурд сей апогея!
Ружьём, российской знати честь,
Американские плебей
На "нет" решили напрочь свесть.
История, такой дуэли,
Ещё не видела доселе.
Хотя, постойте, сцена эта
Уже тревожила поэта.
Распутин, заяц, хор, зима,
Дуэль на ружьях, заяц-Ленский...
Кто помнит мультик наш советский?
Так то ж пародия была!
Никак, за чистую монету,
Воспринял автор шутку эту?
Вот наконец и третий акт,
Уже не долго до развязки.
Кружатся в вальсе пары в такт.
Немного посветлели краски.
Татьяна гордою стопой
С высоко поднятой главой
По сцене медленно плывёт,
За нею муж её идёт.
Но где же старый генерал,
Что отличался полнотою,
Седой, израненный войною?
Куда же генерал пропал?
Вместо него красавец стройный,
В Татьяну без ума влюблённый.
На вид, моложе чем Евгений,
Красив, подтянут, при плечах...
И из каких же побуждений,
Ему б Татьяна предпочла
Того, кто ;тверг её хладно?
Здесь, как-то всё не очень складно!
И в чём же жертвенный трагизм,
Отказа в чувствах героизм?
Казалось, автор не читал
Романа русского ни строчки -
Кругом ошибки, фальшь, да кочки...
Лишь исключительный вокал,
Величье музыки и слова,
Как духа русского основу,
Был не способен "мастер" наш
Своей идеей опорочить.
Кому был нужен камуфляж?
Чей мозг хотел он заморочить?
Прикрыть политику искусством,
Сыграв на тонких струнах чувства,
Да об убожестве слушок,
Пустить по миру под шумок?
Ошибка или намеренье,
С России сбросить лоск и стать,
Её ущербною подать,
В романа ложном представленьи?
Шли на "Онегина" мы все,
Пришли ж, на Горького "На дне".
Немудрено, ведь русских, близко,
Не обнаружено имён
В составе авторского списка.
Легко был ракурс изменён,
Да так, чтоб зритель заграничный,
Не заподозрил смысл циничный,
Восприняв ложный антураж,
Как истину, как "Отче наш".
Из зала вышли мы с осадком:
Опять Россию - "в пух и прах"!
Но позже поняли, что страх
Хранит в себе поступок гадкий.
Как шавка, ростом в три вершка,
Кусает, лишь из под тишка!
1 мая 2017