СОВЕТЫ ОПТИНСКИХ СТАРЦЕВ
(Хроника начала духовной жизни)
ИЗ АНАТОЛИЯ СТАРШЕГО ОПТИНСКОГО
Учить я не запрещаю, это доброе дело — век живи,
век учись, но только начни-то с себя.
11.02.18 г.,
Собор Екатеринбургских святых
(Продолжение )
К ПУШКИНСКОЙ ТРОПЕ!
(Дополнение к завершающей главе исследования
антипоэзии на интернетских сайтах)
... Каждое утро мы с женой раскрываем наугад книжку «Оптинский цветник», и взгляды наши вылавливают из текста, что случится, советы того или иного старца, предназначенные нам. Мне сегодня выпало высказывание преподобного Анатолия Старшего: «Вот ты до такой степени увлёкся миром, что и разум потерял: ты говоришь, что богатым легче спастись, а Господь сказал: «Неудобно богатые внидут в Царство Небесное!» Благодари Бога, что не богат». Тут, конечно, речь не об одном материальном богатстве, но и о духовном тоже, в которое ничего земного не входит.
Еще не так давно, лет пятнадцать-двадцать назад, был я всеоватным, как Евтушенко. Чуть строфа у какого-либо поэта понравится, я его уж и возвеличиваю, уравниваю с другими избранными. Анищенко и Зюськина, Пушкину и Есенину под стать, ставил в один поэтический ряд талантливых и гениальных, без разграничения. И вот земное, мирское! — чем ряд этот был длиннее и внушительнее, тем и себя, в душе, считал, более культурным и богатым.
Совершенно изменила мою психологию истина Христова. Больше и глубже проникал я в неё, и яснее окрывалась Небесная, не земная, мудрость, которая не в богатстве, а именно в бедности, но в бедности, по заветам Христа, отобранной.
Главным в оценке стихов, прозы, самой жизни стало то, что безошибочно отражало, проще говоря, Заповеди Христовы, бесчисленные грани Истины. По этой причине уменьшился для меня Пушкин и другие классики, осталось в них только то, что отвечало высшим запросам. Так, Миша Анищенко терял свои значимость и поэтическую мощь по мере того, как я прочитывал его муть голую про Бога, про Гоголя, про Церковь (для кого Церковь не мать, для того и Бог не Отец). Словом, не было в творениях Бога, и сами творения становились неинтерсными, и даже вредными, развращающими пусть не меня, но читателей, бедных наших россиян, готовых поверить любым сказочным мифам (тоже ведь красивые сказки!)
Как могут проявляться в наших вещах истинные грани, истинные живые ветки и ростки? В бесчисленном множестве вариантов. Лишь бы было в них подтверждение Самой Истины, Самого Бога, и ни в коем случае не отпровержение Этой Святыни. Тут всё просто, ничего заумного.
Увидит поэт свежую, никем не открытую крупинку Божьей Красоты в мире — вот тебе и согласие с Истиной, неуклонное следование её извечному призыву. (Так, Фет создал замечательный образ — «мороз сиял». Образ естественный, не придуманный бредовой чьей-то головой, а жизненный, органический, до краёв наполненный поэзией высокой, небесной).
Скажет сочинитель о явлении, отражающем Сущность Истины, выразит звонкими, берущими за дущу словами, и это уже верх поэзии, её неумирающая болевая сердцевина. (Как скажем, у Блока: «И снова бой, покой нам только снится», или у Есенина: «Свобода взметнулась неистово», или у Маяковского: «У советских собственная гордость — на буржуев смотрим свысока», что, собственно, было правдой в советскую горделиво-зазнайскую эпоху, еще и нам на горе доставшуюся).
Истина помогла разобраться в тайнах современной жизни, которая докатилась до уравнивания добра и зла, хорошего и плохого, нравственного и бездуховного. Термин тут даже оправдывающий появился у современных жителей земли — толерантность, то есть полнющее богатство, всеохватность, всепрощение, полная анархия в мыслях и делах.
Всё это уяснив, я такие вирши написал:
Толерантность — это бесталанность.
Только бесталанный человек
Бессердечие и бестаранность
В умершей душе несёт весь век.
Только бесталанный не услышит
Стонущую, но чужую боль,
Потому что по-мещански дышит
Воздухом, наполненным собой.
Только бесталанный не заметит,
Что единство — выдумка одна,
Потому что есть на белом свете
Неслиянно Бог и сатана.
Бесталанный скажет: мир придуман,
Чтобы всё в нём жило и цвело,
И счастливо улыбнётся, дурень,
И благословит добро и зло.
И живёт, и знать о том не знает,
Что в сегодняшней нахальной мгле
В битве с ложью кровью истекает
Правда на свихнувшейся земле.
Бесталанному большая радость,
Что в обнимку все, кому не лень.
А ведь тут не радоваться надо,
Порознь существуют свет и тень.
Толерантность, если с точки зренья
Совести, что, как родник чиста, —
Это бесконечное терпенье
В бой идти за Истину Христа.
Биться за Истину Христа с любой ложью, даже тем, что видишь, чувствуешь и показываешь другим Красоту Божью — вот и всё, что нужно настоящей Поэзии, и ничто не делает Поэзию Поэзией — ни красивости, ни накрученные образы, ни залихватско придуманные словесные обороты (обормоты), ни острейшие сюжеты, ни парено-жареное месиво. Ничто это не нужно, всё это лишнее и вредное, не отвечающее честным требованиям Правды-Истины.
Жаль, что этого не знают, не понимают и не хотят знать и понимать нынешние интернетские пииты, а их, точно, процентогв 99, и потому вещицы их — насквозь лживы и бездарны. И потому читать их не хочется. Ну, никак душа не принимает.
Да я в последнее время и не читаю. Есть что читать Малое, но Великое. А появится среди этого громко хлюпающего болота талант, он себя обязательно обнаружит — мудрой тишиной. И даже те, кто толерантно оценивает в глупых подчас конкурсах обитателей всемирной паутины, не смогут его запрятать в свои ядовитые недра, он вырвется, и они же, ценители, вынуждены будут признать его избранным «поэтом года». И даже нескольких лет.
Так, по Божьей милости, счастливо столкнулся я с творчеством бесспорно талантливого стихотворца Ивана Малова. Даже не удержался от хвалебного экспромта:
ЭПИГРАММА,
в которой зла ни грамма
От Великого до смешного —
один шаг.
Владимир Маяковский
От Малова до Большова
Нету шага никакого.
Тут понятно и без слов,
Что Малов и есть Большов.
24.01.18 г.,
Преподобного Феодосия Великого
И ведь как натолкнулся-то? По первой строчке стихотворения, ставшей заголовком: «Ещё стерня лучится светом...» Вот это подлинное повторение фетовского дерзновения!
Но о творчестве поэта поговорим в предпоследей главе заметок.
(Продолжение следует)