Иваныч пошёл за хлебушком и не вернулся.
Об этом писали в газетах, слагали песни,
тимуровцы осаждали тётю Люсю,
супругу Иваныча – ставили ей компрессы,
водили гулять на лавку, варили кашу,
читали стихи во славу ушедшего мужа,
а та безуспешно гнала их куда подальше,
и прятала золото в пятом размере кружев.
Страна выдавала старухам по полбатона,
тайком хоронила своих по чужим воронкам,
и пять миллионов детей не имели дома,
пока олимпийские боги лепили Торонто
из города Сочи, и всё, что могли, упёрли.
Но в сердце державы, и в самом далёком улусе,
вещали одну мазафаку до спазма в горле:
Иваныч пошёл за хлебушком и не вернулся.
Где шастал народный избранник – молчит наука,
но ближе к весне, осознав исключительнотелость,
Иваныч пропился, вернулся, обнял супругу,
и мир облегчённо вздохнул, и жить захотелось.
Да будет святиться твоё шестизначное имя,
да будут полны и леса, и молочные реки,
страна, где при лае врагов о каком-то «режиме»
такая забота о маленьком человеке.